Шрифт:
– Господи… деточка моя бедная… - бормотала она, захлёбываясь в слезах.
– Вот горе-то…
Слов мужа она не расслышала.
А он, сунув руки в карманы брюк, возбуждённо прошёлся из угла в угол маленькой передней и срывающимся голосом произнёс:
– Нет, ты мне скажи: за что такое наказание нам? Ведь была же девчонка как девчонка. И мы с тобой вроде люди как люди. Что мы ей, пить-есть не давали? Голой, что ли, ходила? Не хуже других вроде всё было. И на? тебе! Людям стыдно в глаза глядеть. Домой хоть не приходи. Не девка, а проститутка выросла, падаль какая-то. Откуда она такая, я спрашиваю? Тут всю жизнь горб гнёшь…
– Ах, Алёша, - вздохнула Ольга Андреевна, вытирая слёзы.
– У тебя всё тоже не сразу стало хорошо. Забыл ты…
– Никогда я такой падалью не был!
– И она не падаль. А гулял ты сильно, что уж говорить. Через это всё у тебя тогда и приключилось, помнишь?
– Ну поехала, - с неудовольствием проговорил Алексей Афанасьевич.
– Подвели меня тогда. Жулики попались.
– Не подвели, а уговорили. Через пьянку всё, Алёша. Ты и сам знаешь. Много ты тогда пил. И ещё кое-что было, - многозначительно добавила она, запахивая халат.
– А, брось!
– досадливо махнул рукой Алексей Афанасьевич.
– Вспомнила! Вальке тогда сколько было - года три? Что она понимала!
– Да хоть и три. А было ей, кстати, шесть. Но всё равно понять она ничего не могла. Она тогда только слёзы мои переживала. Коротала со мной одинокие ночи. Много их тогда у меня было, Алёша. Это сейчас ты о сердце моём заботишься.
– Ну-ну, - примирительно прогудел Алексей Афанасьевич.
– Ты всё-таки не сгущай. Не так уж всё и страшно было. Да и у кого за двадцать лет жизни ничего такого не случалось? У кого?
– Конечно, - вздохнула Ольга Андреевна.
– У других и похуже случается. И вовсе ломается жизнь, и трагедии всякие.
– Ну вот видишь! Не так уж всё плохо у нас. И я не такой уж плохой, оказывается. Верно?
– Верно, верно, - слабо улыбнулась Ольга Андреевна.
Но Алексей Афанасьевич ощутил потребность окончательно самоутвердиться и добавил:
– А чей объект потом три года Красное знамя держал? Кто знак «Отличный строитель» получил? Кто строительный институт потом кончил? Кто этой весной в Москву на слёт ездил? Думаешь, легко всё далось?
– Знаю, знаю, Алёшенька, нелегко.
– Вот именно. И всю жизнь мы с тобой каждую копейку считали. А эта? Ну чего ей не хватает? Училась бы, работала, себя уважала, так и её бы уважали.
У Ольги Андреевны снова навернулись на глаза слёзы.
– То ли кто сбил её в первый раз, - сказала она, - закрутил ей голову, поверила. То ли все теперь такие. Вон девушки в брюках все, курят больше ребят, водку пьют охотнее, чем вино, развязные - хуже, чем парни. Век, что ли, такой? Даже, мне говорили, в газетах об этом пишут.
– Газеты, газеты, - раздражённо произнёс Алексей Афанасьевич.
– Чего уж там на век сваливать! Проглядели девчонку, вот что я тебе скажу.
– Да как же за ней углядеть было?
– То-то и оно, что не знаю. И никто не знает. Болтовня одна у нас насчёт воспитания. А надо было, видно, лупить как Сидорову козу, чтоб боялась ослушаться родителей пуще огня. Да насчёт парней предостерегать - по женской линии. А теперь уж что, теперь поздно! Ну куда вот её сейчас понесло?
– К тётке Вере… уже не пойдёт… - всхлипнув, произнесла Ольга Андреевна.
– Побоится пойти…
– Ну а куда ж тогда? К парням, что ли?
Ольга Андреевна покачала головой:
– Нет, Алёша, не пойдёт она к ним. Влюбилась она, вот что.
– Ну да! Знаем их любовь.
– Ей-богу, влюбилась. Я же вижу. И блюсти себя стала.
– А-а! Не говори мне об этом. Вон, видела, как она себя соблюла?
– Это с горя, Алёша. Точно, с горя. Что-то между ними случилось небось. Уж я знаю, когда с горя, а когда так. Знаю.
Алексей Афанасьевич недоверчиво посмотрел на жену:
– Ну и в кого же она, по-твоему, влюбилась?
– Уж в кого, не знаю. Знаю только, что жалеть её сейчас надо, Алёша, понимаешь?
– А!
– сердито насупился Алексей Афанасьевич.
– Тебе бы всех жалеть! А тебя она жалеет? Небось видит, как ты с сердцем-то маешься. Ну ладно, Оля. Ты только не нервничай. Взвинтились мы оба. Пойдём. Тебе лечь надо. Третий час ночи. И мне завтра на работу.
– Ну куда она побежала, господи…
– Идём, идём. Ничего с ней не будет. О себе подумай.