— Господин капитан, выслушайте меня… В Черткове у меня нет никаких друзей. Я работал на кухне, там и спал. Всегда был один. Этот Харченко, видно, бесчестный человек. Кто меня взял бы в партизаны, раз я дезертир? В самом начале войны я убежал из армии.

— Почему убежал?

— Все имеет свои причины. До того, как меня мобилизовали, я был дважды арестован, — на ходу придумывал Оник.

Немец заинтересовался: за что?

— Первый раз я избил председателя нашего сельсовета… Клуб в селе должен был открыться в шесть часов, а председатель распорядился не открывать раньше восьми. Я был подвыпивши, устроил драку. За это мне дали восемь лет. Но я сократил срок заключения, работал на новых стройках. Выпустили меня через год три месяца. В другой раз меня заподозрили в воровстве, но не смогли ничего доказать, держали только три месяца.

— А ты крал? — поинтересовался Пельман.

На лице Оника сразу возникла улыбка.

— Случалось!.. Например, виноград из колхозного сада, — придумал он (в их селе не было ни одного виноградного куста).

Пельман медленно стряхивал пепел сигаретки. Он думал о чем-то.

В этот момент распахнулась дверь, вошел офицер. Он был похож на Пельмана, — такой же толстенный, широкоплечий, с большим носом и толстыми губами.

Пельман вскочил.

— Густав!..

Вошедший обнял Пельмана, потом отодвинул его, снова прижал к груди:

— Хо-хо-хо!.. Жив, дружище? Вижу — посиживаешь тут спокойно. А я-то, чорт побери, думал, что ты в самом пекле где-нибудь. Хо-хо-хо!..

Пельман был явно обрадован.

— Ага! И тебя отправили месить грязь? Ты, кажется, крепко сидел в Берлине, мы завидовали тебе. Ну, рассказывай, что и как!..

— Кончай дела! Пойдем ко мне — я уже нашел квартиру. Кстати, я привез превосходный французский коньяк.

И Пельман распорядился увести арестованного.

В закрытой машине Оника отвезли в городскую тюрьму и бросили в темную сырую камеру.

Оставшись наедине, он начал изучать свое новое жилище. Пока глаза не привыкли к темноте, он наощупь прошел вдоль стены по камере.

Стены были цементные, гладкие, влажные. Пол тоже зацементирован. Оник заметил слабый луч света, проникавший сквозь маленькое отверстие над дверью.

Хуже всего было то, что он оказался один.

— Эй, кто-нибудь есть там? — закричал он.

Никто не откликнулся. «Могила!» — мелькнуло у него в голове.

Оник сел около двери, обхватил руками колени. Не было больше надежды на спасение.

Ночью по темным, пустынным улицам Черткова шла девушка. Ее тоненькая фигурка казалась незаметной на фоне неосвещенных стен и заборов.

Но вот она остановилась, оглянулась. В ее руке мелькнул листок бумаги. Сломалась кнопка — девушка торопливо достала другую. И снова продолжала свой путь. Бумажка осталась на заборе. Так девушка дошла до конца улицы и повернула в проулок. Вдруг она замерла. В темноте навстречу шли трое людей. Она повернула назад и пустилась бежать. Вслед ей загремели выстрелы — один, другой, третий…

Девушка перебегала от дерева к дереву. Словно призрак, скользила она во мраке. Потом ее поглотали чьи-то ворота.

Один из преследователей был уже близко. Остановившись перед воротами, все трое начали стрельбу. Улица замерла, — черны, безжизненны окна домов. Полицейские осторожно приблизились к воротам, намереваясь войти. В ту же минуту из-за забора к их ногам упала граната. Вспышка взрыва, и один из полицейских, скорчившись, рухнул на землю. Двое других с руганью отбежали и подняли отчаянную пальбу из автоматов.

В пустынной улице резко завыла сирена. На выстрелы подоспела полицейская машина. Из нее выпрыгнуло восемь человек. Укрывшись за толстыми стволами тополей, они несколько минут обстреливали дом автоматными очередями. В доме, затаившемся в глубине сада, по-прежнему царила тишина.

Двое полицейских, согнувшись, побежали вдоль забора, чтобы обойти дом со стороны.

Через изгородь полетели гранаты. Одна взорвалась перед самой калиткой, ворота упали. За слепящей вспышкой открылась черная тьма двора. Пронизывая ее пулями, полицейские по одному вбежали в сад, окружили дом, освещая его карманными фонариками. В окнах — никаких признаков жизни.

Дверь была открыта настежь. Непрерывно стреляя (где-то со звоном посыпались стекла), первый смельчак проскочил в комнату, следом вбежали и другие. В доме никого не оказалось.

Только в спальне они вытащили из-под кровати двух человек, обезумевших от страха старика и старуху. Старик с растрепанными волосами дико смотрел на ворвавшихся в комнату полицейских. Один из них ткнул его в бок прикладом:

— Попался, собака!..

В дверях вырос капитан Пельман.

Направив свет электрического фонаря прямо в лицо старика, он удивленно воскликнул: