Шрифт:
— Пошел вон!
За дверью Гарника окружили люди:
— Что случилось? Что он хотел от тебя?
Гарник отмолчался.
3
Шахта не работала. Голодные люди с сожалением вспоминали те дни, когда они ходили на работу и когда их хоть и плохо, но все же кормили. Оник задумывался: правильно ли он сделал? Да, это верно, что в результате аварии враг лишился большого количества угля. Он не знал, сколько угля давала шахта, но видел, что немало. Возможно, где-нибудь из-за этого остановился завод, делающий оружие.
Все это так… но на его глазах по лагерю бродили голодные люди. Многие уже заболели, а один даже сошел с ума. Все это угнетало Оника, хотя он сам мучился не меньше других — от голода и от боли в глазах.
Однажды, проснувшись, он сел и, по обыкновению, обернулся в сторону нар, где спал Гарник. Было совсем темно, но странно: в стороне ходили и разговаривали люди… Почему же он никого не видит?
— Гарник, ты тут? — спросил он. — Что случилось, почему нет света?
— Как нет света? Уже утро.
— Утро? А я ничего не вижу…
— Ничего?
Гарник спрыгнул со своих нар, сел возле друга.
Великанов сел по другую сторону. Он был встревожен.
— Шутишь, что ли?
— Нет, Иван, не шучу: я ничего не вижу.
— И меня?
— Никого, — повторил Оник, чуть не плача.
— Ну-ка, вставай! — решительно сказал Великанов. — Выйдем на свежий воздух — там тебе будет лучше.
Друзья помогли Онику одеться и под руки вывели на двор.
Погода была холодной и сырой. Обитатели лагеря были плохо одеты, — они бежали кто к умывальнику, кто в столовую. Оник слышал близко шаги и голоса, силился рассмотреть хоть что-нибудь — напрасно. В глазах стояла темень.
Когда его снова привели в барак, он остановился, поднял отчаянный взгляд к потолку и безнадежно выдохнул:
— Я ослеп…
Растрепанные пряди упали ему на лоб, губы дрожали.
Гарника охватил ужас. Великанов пытался как-то успокоить товарища:
— Перестань, Оник, болтать глупости. Вылечишься!
Для чего-то сняв шапку, он взглянул на Гарника, — не подскажет ли тот, как быть в таком случае?.. Оба горько переживали трагедию своего друга.
Великанов предложил немедленно идти к врачу:
— Тогда ты еще видел, а сегодня — другое дело.
Друзья повели Оника в больницу.
Великанов остался подождать на улице, а Гарник с Оником прошли в комнату, где принимал врач. Это был франтоватый, с жидкими волосами и длинным лицом немец. В серых его губах дымилась сигара.
— Господин доктор, — начал Гарник, — я привел моего товарища, он ослеп.
— А, это тот симулянт!..
— Я ничего не вижу, доктор!
— Не ври, скотина! Опять табачная вода? Я вас насквозь вижу! Не хочешь работать на шахте? Для чего вас привезли в Германию, а? Что, Германия обязана вас даром кормить? Привыкли работать под плеткой, свиньи негодные!..
— Я под плеткой никогда не работал, — сказал Оник. — Я люблю работать…
Врач встал с места, сунул руки в карманы брюк, передвинул языком сигару в другой угол рта. Распахнув половинку окна, он крикнул человеку в военной форме, проходившему через двор:
— Эй, Альберт! Зайди-ка на минутку сюда!
Альберт был атлетически сложен, с лицом грубым и неподвижным, как камень.
— Здравствуй, — кивнул ему врач. — Взгляни-ка на этого типа — он «ослеп». Вы таких лечите лучше, чем я. Пусть немножко посидит у вас в подвале и соберется с мыслями. В другой раз не будет притворяться!
— Я не притворяюсь.
— Иди, иди! Там выяснят, притворяешься или нет…
— Он ничего не видит, доктор! — сказал Гарник, еле сдерживаясь.
— Хватит! — заорал доктор. — Альберт, я кончил прием, понимаешь?
Альберт поднялся:
— Ну, вставай! — угрюмо приказал он.
— Куда вы его? — решил выяснить Гарник.
— Вот что, — лениво оглядел его Альберт, — иди-ка ты по своим делам! Будет лучше.
— Он слепой, вы понимаете?
— Пошел, говорю! Ну?
Оник встал, повернулся туда, где, по его расчетам, была дверь и пошел, вытянув вперед руки, пока не натолкнулся на стену.
Альберт, схватив Оника за ворот, потащил к двери.
— Иди, в подвале у меня прозреешь!..
Великанов и Гарник стояли на улице. Когда Оник показался в дверях с беспомощно протянутыми вперед руками, Великанов подошел к нему, чтобы помочь.
— Прочь! — гаркнул Альберт. — Убирайся, а то пойдешь вместе с ним. А ты пошевеливайся, не шаркай ногами!..
Великанов и Гарник молча смотрели им вслед.
Оник с протянутыми навстречу окружающему ему мраку руками неуверенно шел по двору. Это был первый день его слепоты и у него еще не было сноровки человека, давно ослепшего, чтобы ступать более смело и как-то ориентироваться в хаосе звуков окружающего мира.