Сцена сменяется, и вот уже я стою, у прикрытой двери и через щелку заглядываю в комнату, из которой раздаются душераздирающий вопли:

— Да ни к одной порядочной женщине Ард не является!

Слышатся звуки ударов и подвывания. Из-за слёз, застилающих глаза, я плохо вижу происходящее, но и того, что успеваю увидеть, хватает, чтобы дрожать от страха. Мать лежит на кровати, прикрывая голову руками, а огромные кулаки отца обрушиваются на неё.

— Я тебя зашибу, сука! Небось, сама нагуляла ублюдка, а кормишь меня байками про алтарь!

Он бьёт её с таким остервенением и силой, что я буквально ощущаю это каждой косточкой. Я не понимаю ни слова, но инстинктивно угадываю, что это я — причина злости отца.

Рыдая, не видя ничего от слёз, забегаю в комнату и кричу:

— Не трогай маму!

Видение исчезает, а за ним идёт череда других. И везде я вижу затаённую ненависть матери. Ненависть к ребёнку, которого она зачала у алтаря Арда. От которого не могла избавиться в утробе, чтобы не навлечь гнева бога. Он стоил ей мира в семье, добрых отношений с соседями, счастья.

Она хотела, чтобы он куда-нибудь исчез. Но даже муж, колотивший её смертным боем и утверждающий, что никакого алтаря не было вовсе, не трогал мальчишку. Слишком уж боялся, что Ард отомстит за своё орудие.

Моя жизнь, которую я проживала вместе с колдуном, была бы совсем невыносимой, если бы не одна из старших сестёр — Гилда. Остальные братья и сестры, перенявшие отношение отца и матери, сторонились Умбры как прокажённого. Они не совсем понимали, в чём провинился черноволосый и смуглый, так не похожий на них мальчик, но чувствовали, что родители его боятся.

Как и жители всей деревни.

Только Гилда не боялась.

Лишь её объятья он помнит. Лишь она гладила его по голове, рассказывала сказки, чтобы отвлечь от грустных мыслей и очень беспокоилась о том, как будет жить младший брат после её замужества.

Дар Гильды помогал всегда выбрать правильную дорогу. Сестра знала, как быстрее и безопаснее всего добраться до любого места. Он ни раз и не два выручал детей, когда они хотели прогуляться в лесу и не быть застуканными родителями или сельчанами.

Тот овраг они нашли вместе и долго копали землянку, в которой затем устроили себе тайное убежище. Откуда-то пришло смутное узнавание очертаний темного логова. Только тогда оно не было таким грубо и наспех сделанным…

Они проводили в землянке многие часы — мастерили игрушки, играли в овраге или мечтали. О том, как станут взрослыми и самостоятельными, поселятся отдельно. Да хотя бы здесь же!

Редкие мгновения радости испарились, я почувствовала, что стала старше. И в это время впервые появились провалы в памяти. Родители ничего не объясняли ему. Да и он уже давно их ни о чём не спрашивал, понимая, что шаткое подобие мира возможно лишь тогда, когда он не показывался им на глаза. Но Гилда, живущая уже отдельной семьёй, не забыла брата. Отвела его к знахарке и упросила её посмотреть на ребёнка и сказать в чём дело.

Он помнил тот день и ответ старухи отчётливо:

— То, чего ты не помнишь — принадлежит Арду. Он вселяется в твоё тело, несчастное дитя. Но уходи отсюда! Не хочу привлекать внимание тёмного бога. Вдруг и мои старые кости ему на что-нибудь сгодятся.

***

Их приграничной деревне часто приходилось туго. Ждать помощи от лорда слишком долго — пока гонец доберётся до ближайшего городка, чтобы попросить помощи, всё уже случится. Жители селенья привыкли рассчитывать на себя, но в тот раз это им не помогло.

Те, кто пришёл по их душу, не были простыми разбойниками, вчерашними крестьянами. Они спустились с гор и принадлежали к одному из племён, которым обычно не было дело до жителей Стейнхорма. Но Умбра чуял исходящий от них смрад Хаоса и Тьмы, а ещё они прекрасно владели воинским ремеслом. Чужаки напали внезапно и среди белого дня. И ни один из талантов деревенских жителей не мог дать им отпора, кроме дара юного колдуна.

Его дар был тёмным. Тёмным и горьким. Исполнение почти любого желания. Только и нужно, что заплатить соразмеренную цену — и платить надо лишь самым важным и дорогим.

Только вот мальчик этого не знал и был опьянён первым проявлением своего могущества. Он смотрел, как осыпаются в прах тела врагов, и представлял, что благодарные жители деревни, наконец, примут его. И, быть может, станут считать настоящим героем…

Только отчего-то не только тела врагов осыпались прахом.

Он помнил горе, застывшее в глазах молодого мужчины, разом потерявшего и жену, и дитя, что она носила под сердцем. Он сжимал в руках то, что осталось от них двоих, а затем… взял в руки топор и пошёл к мальчишке.