Умбра даже не пытался спастись. Он смотрел на то, что осталось от его сестры и желал быть убитым. Но Ард решил по-своему, и беспамятство накатило черной пеленой.

С тех пор, когда бы ни подумал он свести счёты с жизнью, бог не давал ему сделать это.

***

Я наблюдала сцену за сценой из жизни Умбры. И постепенно его одиночество, тайное желание быть принятым и нужным сменились сначала ужасом от содеянного и огромным чувством вины. Затем холодностью и эгоизмом.

А после он потонул во Тьме, которая единственная была ему рада.

Ему не было жаль никого. Мольбы и слёзы не трогали почерневшего и иссохшего сердца. Доставляло радость лишь одно — видеть, как жизни утекают из его жертв. Как содрогаются в предсмертной агонии их тела.

Но если бы я была лишь наблюдателем его жизни! Каждый эпизод я проживала так, будто бы была им. Будто это моя жизнь была тёмной и беспросветной. Будто это я убивала женщин, искавших моей любви, приносила в жертву людей, уродовала мерзостной магией животных и насылала проклятья… С каждой новой сценой я чувствовала, как что-то гнилостное липнет ко мне. Как сама моя суть изменяется.

Откуда-то я знала, что в тот миг, когда мне являлись видения жизни колдуна, он также просматривал мою жизнь. Вернее, также стал мной в моих воспоминаниях.

Это ему моя мать пела колыбельные перед сном.

Это он за меня страдал все школьные годы от своей невзрачности и некрасивости.

Это он ходил за грибами с бабушкой и пытался объяснить ей, что такое интернет.

Могла ли моя жизнь сравниться по переживаниям и невзгодам с его? Нет. Но они обе были одинаково значимы. Один из десятков вечеров, что я провела в кругу своей семьи, играя в настольные игры, был также важен, как день, когда Умбра вспорол живот влюблённой в него девушки.

Потому что все эти события сделали нас теми, кем мы были.

И теперь, когда наши жизни, воспоминания и опыт смешались и снова разделились на двое, не было больше Умбры, убитого почти три года назад. Как не было и Ольги, что вошла в этот лес с половинками артефакта.

Мы стали… кем-то?

–

P.S. Возможно, здесь нужно небольшое пояснение. Умбра, которого убила Лидия и Ко, ни в коем случае не был бедненьким и несчастным парнем, искавшим любви и признания. Он был самым конченным из мерзавцев с отмороженным чувством эмпатии и отсутствием человечности как таковой. Да, он стал таким не просто так. Но на путь истинный его наставить было никак нельзя — ни любовью, ни дружбой, ни сеансом у психотерапевта. Шанс для этого был просто упущен многие годы назад. И смерть не исправила его. Но то, что случилось. То, что ему удалось прожить нормальную человеческую жизнь, даёт надежду, что это принесёт свои плоды.

Я смотрела на кроны деревьев и не понимала, где нахожусь. Перед глазами всё еще стояла ночь, испуганные темные глаза девушки, схватившей меня за руку. Бок схватывала фантомная боль — это клинок вонзился в мою плоть.

Взгляд мой упал на бледные тонкие пальцы, сжимающие в руках какую-то сферу. Эти руки казались мне смутно знакомыми.

— Кто я? — голос, прошелестевший в тишине леса, слишком тонок для мужского. Того, каким я говорила, казалось, целую жизнь.

— Ты — Ольга Смолянская. Пришла сюда, чтобы воскресить меня — Умбру.

Я ощущала, что голос, раздающийся у меня в голове, прав. Медленно, будто сквозь туман, в голове проступали воспоминания почти 20-летнй давности. Именно столько лет назад, казалось, я пришла в этот лес.

Да, я не видела самые ранние воспоминания колдуна. В том первом проблеске Умбре было лет 5 или 6. И затем я прожила вместе с ним целую жизнь, примерно лет 20. Довольно долго, если вспомнить, что изначальная я прожила немногим больше.

На счастье, мне не пришлось просматривать всё, потому что сам колдун помнил свой путь лишь фрагментарно. Самые эмоционально яркие эпизоды из жизни врезались в память, а остальное тонуло в неясной массе из деталей, знаний и подбирающегося безумия.

Голову пронзила боль — картины жизни колдуна и Ольги Смолянской смешались и запрыгали в безумной какофонии.

Меня затрясло, и внезапно я ощутила знакомое чувство, что не покидало меня почти постоянно, пока я была Умброй.

Мне хотелось кого-нибудь убить.

Просто, чтобы успокоиться.

Медленно вонзить ритуальный нож в податливую упругую плоть. Мне хотелось этого с силой почти наркотической ломки. Перед глазами стояли бледные тела, готовые к моему пиршеству. Я почти чувствовала в ладони изгиб острейшего ножа и предвкушала, как он вонзится в живую и испуганную жертву.

Дрожь пронзила тело. Разумом я смутно ощущала неестественность этих эмоций — меня, Ольгу, не должна будоражить мысль об убийстве. Но отвращения или неприятия этой картины почему-то не было. Будто то, что я прожила вместе с Умброй, навсегда сломало и изменило меня.