Он понял, что повысил голос, и внезапно откинулся на спинку стула, качая головой.

– Прости, - он поднял обе руки.
– Прости, Чарли! Не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто я отрываю кому-то голову. И не то чтобы у меня не было таких же мыслей. Но все же...

– Но, тем не менее, мы говорим о массовом вторжении в их частную жизнь и, по крайней мере потенциально, о том, что они позволяют нам - на самом деле помогают нам - определить, есть ли у них какие-либо уязвимости, из которых мы могли бы извлечь выгоду, - спокойно закончил Хауэлл его фразу. Дворак посмотрел на него, затем отрывисто, недовольно кивнул.

– Поверь мне, Дэйв, я понимаю, о чем ты говоришь, - продолжил президент.
– На самом деле, именно поэтому я держался в стороне от всего этого. Я знал о намеках, которые были брошены, и я знал, что Лонгбоу и Петр отклоняли каждый из них. И из-за того, как многим мы им обязаны, и из-за того, как сильно я их уважаю - и из-за того, как сильно я им доверяю, - я был готов оставить все как есть. Но теперь, когда Сесилия стала неуправляемой, я не думаю, что мы можем так поступать дальше. Мне это не нравится, и я не ожидаю, что им это понравится, но пришло время, когда нам придется настаивать.

– А если они откажутся, сэр?
– тихо спросил Дворак.

– Тогда у нас проблема, - так же тихо ответил Хауэлл.
– Честно говоря, я не ожидаю, что это произойдет, но если это произойдет, значит, это произойдет, и нам придется иметь с этим дело, когда мы туда доберемся.

Их взгляды встретились, затем Дворак снова тяжело кивнул.

– Хорошо, мистер президент. Я свяжусь с Петром и передам сообщение.

VI

ВИЛЛА ДАКИАНА,

ГОРЫ АРДЖЕС,

РУМЫНИЯ

Ночной воздух был не по сезону холодным для конца лета, даже для гор Румынии. Было, конечно, слишком сухо и холодно для какого-либо тумана над долиной реки Арджес. Даже если бы это было неправдой, небольшое пятно тумана, неуклонно - и быстро - дрейфующее на северо-восток, имело странно четко очерченные границы... и двигалось оно против ветра.

Не было человеческих глаз, которые могли бы увидеть это, и все же оно путешествовало в своем собственном маленьком кармане тишины. Ночные шорохи девственного леса - щебетание маленьких птиц, ворчание диких кабанов, недовольное сопение медведя - все стихло, когда туман проплыл мимо, тихий, как крик совы. Он плыл под деревьями, петляя вверх по журчащему ручью, призрачно-бледный, когда луч холодного лунного света пробивался сквозь древесный покров, невидимый в темноте.

Туман выплыл на дорогу. Не очень заметную, но такую, которой там не должно было быть, судя по картам. В этот момент туман притормозил, и казалось, что он как-то колышется, если можно так сказать о неподвижном клочке пара. Затем он двинулся обратно тем же путем, каким пришел, но всего на несколько футов, прежде чем снова остановился. Он парил там в лунном свете, излучая - если бы у кого-нибудь были глаза, чтобы видеть, - возможно, своего рода упрямство.

Но затем, наконец, он снова двинулся, дрейфуя вдоль дорожного полотна к едва видимым стенам горной виллы. Он замедлился еще больше, когда перед ним замаячили стены виллы. Вилла - на самом деле скорее укрепленный замок - была спрятана в горной долине с крутыми склонами, окруженная вековыми деревьями, растущими вплотную к ее стенам. Она выглядела неизменной, как будто стояла здесь веками, но не была особенно большой. На ней также не было видно никаких видимых огней, и подозрительный человек мог бы задаться вопросом, почему она была построена так глубоко внутри долины, откуда не открывался вид на окружающие горы, и почему была практически невидима даже с точки прямо над ней.

Туман снова рассеялся, и на этот раз он определенно клубился от внутреннего волнения. Когда он опять двинулся в путь, то заметался взад-вперед по проезжей части, словно натягивая невидимый поводок, но каждое движение заканчивалось тем, что он оказывался ближе к вилле, чем там, где началось.

Внутри вилла была больше, чем казалась снаружи. Она была не просто построена у стены долины; она была глубоко врезана в скалистые останцы гор. Библиотека у подножия великолепной широкой лестницы выглядела так, словно ее следовало освещать свечами, а не современными светильниками, которые наполняли ее ярким освещением. Мраморный пол был покрыт замысловатыми геометрическими узорами ярких контрастных цветов, а полки были плотно заставлены тщательно составленными по каталогам книгами, из которых многие явно были древними.

Высокий светловолосый мужчина сидел за одним из богато украшенных резьбой столов для чтения. Если бы этот стол был настоящим антиквариатом - а так оно и было, - то до вторжения шонгейри он стоил бы не такое уж скромное состояние. Книга, открытая перед ним, стоила бы еще больше - переписанная от руки, прекрасно иллюстрированная Библия четырнадцатого века, обложки которой инкрустированы драгоценными камнями и металлами, - и он поднял глаза на тихий звук, доносившийся с верхней площадки изогнутой лестницы.

– Добрый вечер, Сесилия, - сказал он.

Тихий звук прекратился, и тиканье старинных часов казалось оглушительным в наступившей тишине.

– Спускайся, Сесилия, - сказал он, и это была команда, а не приглашение.

Тишина продлилась еще мгновение, а затем из темноты на верхней площадке лестницы выступила женщина. Она неторопливо спускалась по ней с высокомерной, дерзкой грацией - высоко подняв голову, расправив плечи, поджав губы. Но в языке ее тела было что-то еще. Возможно, что-то скорее ощутимое, чем увиденное. Это высокомерие было маской для чего-то другого, и ее глаза блуждали по библиотеке, словно ища какой-то путь к отступлению.