Этого было бы более чем достаточно, чтобы настроить Шарлиен против него, но на этом он не остановился. Её дядя, герцог Халбрукской Лощины, входил в двадцатку самых богатейших людей королевства Чизхольм, и последнюю пару месяцев Кейри потратил, уговаривал его вложить деньги в принадлежащие ему различные черисийские деловые предприятия. Дело было не в том, что Шарлиен возмущалась участием её дяди в черисийских рисковых вложениях, но если он собирался инвестировать в кого-то, то почему это не мог быть кто-то вроде Хоусмина или Мичейла? Кто-то, кто был хотя бы отдалённо принципиальным?

«Он паразитирует на принципах дяди Биртрима», — с досадой подумала она. — «Он знает, как дядя Биртрим недоволен моими решениями, и использует свою репутацию человека преданного Церкви, чтобы убедить дядю Биртрима положить деньги в его карман! Сейчас дядя Биртрим убеждён, что Кейри на самом деле его друг — один из очень немногих друзей, которые у него есть здесь, в Черис — и последнее, что мне нужно, это чтобы дядя, чья преданность Церкви Черис уже сомнительна, публично проводил время с кем-то, имеющим репутацию Кейри!»

Она на мгновение закрыла глаза, снова ругая себя. Её дядю едва ли можно было винить за то, что он общался с одним из горстки богатых и знатных черисийцев, которые не смотрели на него с открытым подозрением. И хотя она сделала несколько намёков Халбрукской Лощине, она не могла заставить себя быть более откровенной в своих попытках вбить клин между ним и Кейри. Она должна была. Она знала, что должна это сделать. Но у него было так мало друзей в Черис, и именно она была той, кто заставила его прийти сюда. Как бы сильно она ни питала отвращение к Кейри, он, очевидно, видел этого человека совсем в другом свете.

«И всегда возможно, что твоё представление о Кейри искажено именно потому, что ты обижена таким отношением к нему дяди Биртрима», — сказала она себе.

— Я и сам был бы значительно счастливее, если бы Кейри находился далеко-далеко не только от Имперского Парламента, но и заодно от Палаты Общин, — признался архиепископ Мейкел. — С другой стороны, может быть, это и к лучшему, что он там, где сейчас.

— И почему же это может так быть, Мейкел? — кисло спросил Серая Гавань. — Кроме, конечно, удобства всегда знать, где он находится, когда придёт время позвать палача?

— Потому что, Рейджис, — сказал Стейнейр, — он не уникален. Он гораздо более раздражающий, чем многие другие, более заметен, чем большинство, и почти наверняка более лицемерен, чем кто-либо другой, кого я могу вспомнить навскидку, но не уникален. Здесь, в Черис, и в Чизхольме, есть много других людей, которые, несомненно, чувствуют то же самое, что и он.

«Он даже не взглянул в её сторону», — отметила про себя Шарлиен, вспомнив другой разговор с ним.

— Важно, чтобы те, кто не согласен с Церковью Черис, не были лишены своего собственного права на публичное выражение своих мыслей, — сказал архиепископ. — Это борьба за принципы, за право и ответственность отдельных людей делать выбор, и, как сказал Кайлеб, мы не можем выиграть войну за свободу совести, если мы отказываем в свободе совести тем, кто просто не согласен с нами. Если это означает, что мы должны мириться с несколькими Кейри, даже в Парламенте, то это цена, которую мы должны быть готовы заплатить.

— В теории, я согласен, — сказал Серая Гавань. — И видит Бог, я провёл достаточно времени в политике, чтобы понять, что искренне пытаться выслушать противоположные точки зрения всегда неприятно. Но Кейри… — он покачал головой с выражением отвращения на лице. — Почему Храмовые Лоялисты не могли, по крайней мере, выбрать себе представителя, у которого в жилах была бы хоть капля подлинных принципов?

— Я полагаю, это тот самый случай, когда им приходится довольствоваться тем, что они могут найти, — едко заметила Шарлиен. Затем она встряхнулась.

— Но довольно о мастере Кейри, — продолжила она. — У нас есть гораздо более важные вещи, о которых нужно беспокоиться. Например, когда делегаты должны «спонтанно» пригласить меня выступать перед ними.

— Ваше Величество, — сказал Серая Гавань, — это звучит необычайно расчётливо и цинично, особенно для человека столь нежного возраста как вы.

— Не расчётливо и цинично, милорд, а просто практично, — ответила она. — И мой вопрос остаётся в силе. Когда мы должны договориться о предоставлении приглашения?

— Нет нужды двигаться так быстро, Ваше Величество, — сказал Стейнейр. — Если вы хотите моего совета, то нужно дать им всем хотя бы ещё несколько дней повариться в собственном соку. Давайте немного околотим молотом наши острые углы — и дадим нам время, чтобы начать разбиваться на узнаваемые фракции — прежде чем вы войдёте и используете на нас свою собственную киянку.

— Вы имеете в виду, подождать, пока у меня не появятся заметные цели?

— Да, что-то в этом роде.

— Вы не думаете, что мне было бы лучше нанести несколько ударов, пока всё находится в более или менее изменяющемся состоянии? — Судя по тону, Шарлиен не была настроена спорить. Она была просто экспертом-тактиком, обсуждающим тактику со своими коллегами-экспертами.