— Я полагаю, это было бы лучше, чем любые другие альтернативы. Тем не менее, я бы предпочла, чтобы у меня не было ещё двух таких напряжённых дней, как последние два, — сказала она, и на этот раз он только улыбнулся, его глаза были такими же грустными, как и её собственные, и кивнул в знак согласия.

— Что же, — сказала она более живо, — полагаю, нам стоит отправить тебя на балкон.

Она вылезла из кресла и, обхватив рукой его закованный в броню локоть, прошла рядом с ним босиком по прохладному мраморному полу спальни в трепещущем водовороте ночной рубашки и халате из стального чертополоха. Он открыл решетчатую дверь на огромный балкон и вывел её в прохладную вечернюю тьму.

Небо было как кобальтово-синий купол, начинавший слабо мерцать звёздами, а луна походила собой на полированную медную монету, которая только что выглянула из-за восточного горизонта, но было ещё не совсем темно. Она могла смотреть поверх крыш Теллесберга, через набережную на мерцающие огни галеонов, выходящих из гавани на крыльях отлива. Другие огни начали мерцать над столицей, и она подняла голову, смакуя прохладный поцелуй ветерка на своём лице.

Однако, несмотря на всю безмятежность настоящего момента, она подумала, что сегодня вечером Теллесберг ощущается совсем иначе. Это противоречило умиротворённости открывшейся перед ней сцены. Если у неё и были сомнения в том, что её новые подданные приняли её в свои сердца, волна ярости, захлестнувшая Теллесберг вслед за известием о покушении, навсегда заглушила их.

— Насколько всё было плохо на самом деле, Эдвирд? — тихо спросила она, глядя на завитки дыма, всё ещё поднимавшиеся над рекой. Она могла видеть их, несмотря на сгущающийся вечер, потому что они были освещены слабым красноватым светом, мягко пульсирующим там, где всё ещё тлели не погасшие угольки и головешки.

— Не так плохо, как могло бы быть, Ваше Величество. — Он пожал плечами. — Целители будут заняты какое-то время, но городская стража успела вовремя, чтобы никого не линчевали, а пожарные удержали огонь всего в одном квартале вокруг церкви.

— Лучше бы этого не было, — тихо сказала она, продолжая глядеть на дым, и Сихемпер снова пожал плечами. Она поняла, что его симпатии были откровенно ограничены. С другой стороны, её оруженосец всегда был… прямолинейным парнем. Но потом он немного удивил её.

— Они рассержены, Ваше Величество, — сказал он. — Рассержены и, я думаю, им стыдно. Насколько нам известно, все эти ублюдки — прошу прощения — были черисийцами, и им кажется, что виновато всё их королевство.

— Это такая глупость! — грустно сказала она. — Три четверти людей в отряде тоже были черисийцам, и они погибли, в попытке остановить это!

— Конечно, это так. И, в конце концов, остальная часть Черис тоже вспомнит об этом. Но не сейчас.

Шарлиен кивнула, зная, что был прав. Зная, что она не могла ожидать ничего другого, и, что она благодарна за то, что, как сказал Сихемпер, городская стража прибыла вовремя, чтобы, по крайней мере, предотвратить любые несчастные случаи. Ей хотелось бы, чтобы стража успела туда вовремя, чтобы помешать толпе поджечь Церковь Лангхорна Благословенного, но это, вероятно, было слишком большим ожиданием.

Время от времени она задавалась вопросом, действительно ли Кайлеб и архиепископ Мейкел поступили мудро, позволив Храмовым Лоялистам, открыто заявлявшим о своей неизменной верности Совету Викариев, объявить одну из самых больших церквей города своей. Она особенно обеспокоилась, когда люди, которые продолжали там молиться, начали переселяться вместе со своими семьями в многоквартирные дома и апартаменты, сгрудившиеся вокруг церкви, образовывая собственный маленький анклав в самом сердце Теллесберга. То, что произошло сегодня, только подчёркивало её прежние опасения, но она всё ещё не могла придумать лучшего решения, чем то, которое принял Кайлеб. Каковы бы ни были недостатки этого решения, она согласилась с ним и архиепископом, что последнее, что они могут себе позволить — это подтвердить утверждения инквизиции о «кровавом подавлении истинной Церкви в раскольнической Черис», фактически преследуя Лоялистов.

«Что же, мы не отняли у них их церковь… хотя Инквизиция ни на минуту не признает этого»!

Она стояла там, разделяя дружеское молчание с Сихемпером, пока не почувствовала, что темнота полностью не окутала всё вокруг, затем глубоко вдохнула.

— Полагаю, мне следует вернуться внутрь, — сказала она ему.

— Ну, если ты настаиваешь, — сказал другой голос. — Но мы только что прибыли сюда, знаешь ли.

Она подпрыгнула, затем повернулась с вскриком изумления — и радости — когда увидела двух мужчин, стоящих позади неё.

— Кайлеб!

Позже она так и не смогла вспомнить всё в деталях. Она помнила только его руки на себе, сокрушительную силу его объятий и горячий, сладкий вкус его губ. Она смутно сознавала, что Мерлин и Сихемпер стоят позади, наблюдая за ними с идеально подобранными улыбками, несмотря на удивление её оруженосца от их внезапного появления, и ей было всё равно.

Затем, наконец, руки Кайлеба чуть ослабли, по крайней мере, настолько, чтобы она могла дышать, и она услышала, как Мерлин хихикнул.