— Ваша Светлость, вам действительно нужно обсудить это с архиепископом Мейкелом, — сказал ей Мерлин. — Вы уже и так знали, что такие люди, как Клинтан и Трайнейр, могут искажать и злоупотреблять верой других людей. Но всё, что они действительно сделали, знали они об этом или нет — это пошли по стопам Лангхорна и Бедард. Тот факт, что продажные и честолюбивые люди готовы лгать даже о самом Боге в своём стремлении к власти, боюсь, не является чем-то новым, но это не делает всё, во что вы когда-либо верили о Боге, неправдой. На самом деле, как бы мне ни было неприятно это признавать, такие люди, как архиепископ и Братство Святого Жерно, поверили в истину, когда увидели её, в значительной степени из-за ценностей, которым их учила религия, придуманная Лангхорном и Бедард, чтобы поработить каждого жителя Сэйфхолда. Такие вещи обычно случаются, когда люди используют Божью благодать как оружие. Моё собственное убеждение состоит в том, что, несмотря на все усилия Лангхорна или Бедард, они не в состоянии удержать Бога от того, чтобы он не прошёл сквозь щели, когда он захочет.

— «Прошёл сквозь щели», — тихо повторила Шарлиен и улыбнулась. — Полагаю, это один из способов посмотреть на это со стороны. И я действительно понимаю, почему архиепископ не желает оспаривать фундаментальные доктрины Церкви в этот момент.

— Но в то же время, однако, мы создаём своего рода собственный внутренний круг, — заметил Кайлеб. — Мы здесь вчетвером, Братство, доктор Маклин и ещё несколько человек из Королевского колледжа. Нам придётся продолжать быть почти безумно осторожными, с теми, кому мы ещё расскажем об этом, но это только начало.

— Да. — Шарлиен снова прикрыла глаза, и Кайлеб почувствовал, как напряглись её мышцы под объятием его рук. — И я боюсь, что сомнения архиепископа насчёт того, чтобы рассказать графу Серой Гавани всю правду, относятся и к Мареку. Он любит меня и доверяет мне, и он полностью осознаёт — и возмущён — разложение в Храме и Зионе. Но его фундаментальная вера так же сильна в нём, как была и вера дяди Биртрима.

Последние слова вышли надтреснутыми, почти дрожащими, и рука Кайлеба прижала её, успокаивая.

— Мне так жаль, любимая, — сказал он, наклоняясь ближе, чтобы прижаться щекой к её склонённой голове. — Я знаю, что ты любила его.

— Любила. Люблю, — прошептала она. — И я искренне верила, что и он любит меня.

— Я думаю, что он любил вас, Ваша Светлость, — тихо сказал Мерлин. Она открыла глаза, полные слёз, чтобы посмотреть на него, и он вздохнул. — Первоначальный план был его, это правда, но он никогда не хотел, чтобы вам причинили вред. Признаюсь, я не уделил ему достаточно внимания, и мне будет нелегко простить себя за это. К сожалению, есть предел той куче данных со СНАРКов, которую я могу просмотреть, и я предположил — ошибочно — что Бинжамин и архиепископ Мейкел будут приглядывать за ним недреманным оком. Очевидно, они думали, что я тоже буду присматривать за ним. Вот как весь этот заговор умудрился проскользнуть мимо всех нас, и это только подчёркивает, насколько важно, чтобы никто из нас ничего не принимал как должное. Но я прокручивал и просматривал заново некоторые записи наблюдения, которые раньше не проверял лично, и некоторые из них касаются вашего дяди.

— Я понятия не имею, насколько его план был продиктован честолюбием, а насколько — истинным ужасом от вашего неповиновения Церковной иерархии. Если уж на то пошло, я до сих пор не знаю, как он вообще связался с Хэлкомом. Должен был быть посредник, и кто бы это ни был, я уверен, он всё ещё здесь. Может быть, мы с Сычом сумеем выяснить, кто это был, продолжая просматривать записи СНАРКов, или, может быть, Бинжамин найдёт его. Но я знаю, что ваш дядя был непреклонен в том, чтобы вас захватили живой. Именно это привело его в Святую Агту, и именно поэтому Хэлком убил его.

— Не оправдывайся за него, Мерлин, — печально сказала Шарлиен. — Я всегда знала, что он любит власть. Он поддерживал меня, да, но это было отчасти потому, что без его родственных связей со мной он не стоял бы по левую руку от трона. Если бы он позволил отстранить меня, те же самые люди отстранили бы его из-за того, что он и Марек работали с отцом, а это означало бы, что он потерял бы доступ к этой власти. Да, он любил меня… но эта любовь всегда шла в паре с его собственными амбициями, и я её никогда по-настоящему не ощущала. Не тогда, когда я решила выйти замуж за Кайлеба и бросить вызов Церкви. И когда пришло испытание, он выбрал то, что выбрал. Никто другой не создал его, и, судя по тому, что ты сказал, должно быть, именно он был тем, кто примкнул к Храмовым Лоялистам, а не наоборот. Каковы бы ни были его доводы, каковы бы ни были его мотивы, он всё равно был предателем… и я всё ещё стояла у него на пути.

— Поверь мне, — сказал Кайлеб, — я точно знаю, каково это. Но, по крайней мере, он настаивал, чтобы тебя не убили. Мой кузен намеренно задался целью убить меня.

— Я почти желаю, чтобы и он тоже имел такую цель, — вздохнула Шарлиен. — В этом случае, я могла бы, по крайней мере, избавиться от этой… двойственности в его отношении.

— Это не помогает, — задумчиво сказал он. — Не сильно, во всяком случае. И после чего-то подобного трудно снова научиться доверять.

— Нет, — ответила она, и он посмотрел на неё с удивлением. — Не для меня, Кайлеб, — добавила она. — Но я выросла, сражаясь за свой трон. Тогда мне пришлось узнать, что некоторым людям можно доверять, даже если другим — нет. И иногда это происходит не потому, что те, кому нельзя доверять, злые или, по природе своей, поучающие, а лишь потому, что в остальном хорошие люди слишком далеко заходят в конкуренции быть лояльными. Это не делает предательство чем-то меньшим, но позволяет понять, как они дошли до этого.

— И всё это становится только хуже, когда в ситуацию вмешиваются вопросы веры, — согласился Мерлин.

— Я знаю. — Шарлиен несколько секунд задумчиво смотрела на что-то, что могла видеть только она, а потом удивила всех внезапной улыбкой.

— Ваша Светлость? — сказал Мерлин.

— Я просто подумала, что мне нужно будет вести письменные заметки о самых разных вещах, — сказала она. — И я должна признать, что никогда бы не подумала, что Нарман Бейтц может находиться где-то рядом с самым внутренним кругом.