Степняки переглянулись, и все, как один, нагнулись, ближе рассматривая меня в свете костра.

– Она загорела, – фыркнул рыжий, медленно поворачивая заячью тушку. От мяса уже шел умопомрачительный запах, заставляя сглатывать слюну. Все же соленые куски, что колдун нарезал до того, мне не очень шли, застревая в горле.– Я таких загорелых за всю жизнь в степи не встречал.

– Но это правда, – несколько удивленно покачала я головой, не ожидая такой реакции.

– Не важно,– махнул рукой рыжий,– дальше рассказывай. Нас давно не веселили хорошей историей.

– Так кто тебе сказал, что история хороша? Она простая и не очень интересная, как и всякая женская судьба.

– Твоя история еще не закончилась, а ты о ней уже тоскуешь,–покачал головой хмурый.– Как тебя дома звали?

– Дома? Давно это было. При рождении, кажется, Светлой нарекли. Только мать больше все «бедняжкой» кликала. Сетовала, что дочь родилась.

– Почему так?

– Девка в доме – лишний рот,– в этот момент рыжий протянул мне вертел с зайцем, словно подтверждая сказанные слова. Удивленно вытаращив глаза, я смотрела на мужчин. – Все мне?

– Сколько съешь,– пожал плечами рыжий. – Только дальше рассказывай.

– Мать все грустила,– прожевав первый кусок горячего, сочного мяса, продолжила я. – Дочь вырастить дорого, а толку мало. Чтобы замуж хорошо выдать – приданое нужно, а у меня его нет. Не было. Да и потом, до замужества не всякая доживает. Вот как я.

– И что с тобой случилось? Умерла? – участливо спросил рыжий, заставив остальных тихо засмеяться.

– Нет, что ты. Меня в храм и отдали. Брат заболел. Младший. А он опора и надежда родителей на старость. Денег в тот год совсем не было, корова и та, одна осталась. Вот меня и отдали, чтобы вычтец брата спас.

– Спас хоть?

– Конечно. За такую цену попробовал бы не спасти, люди из деревни бы потом ему на две недели перестали подаяния носить,–уверенно кивнула я.

– И много вас там таких девушек было, при храме?– я даже немного вздрогнула, услышав вопрос колдуна, который до этого слушал молча.

– Не очень. За год две-три набирается. При храме всегда и работа, и еда есть, но семьи все же стараются до последнего. Все знают, что девок, если те доживают, потом паххетам продают. За воск, за ткани дорогие.

– И тебя продали?

– Конечно. Три рулона зеленой ткани отдали. Я крепкая. Была.

– А домой не хочешь вернуться? Зачем к Эргету в юрт просишься? – это снова рыжий. Не думала, что такой большой и суровый воин станет так внимательно девку расспрашивать.

Я обернулась на колдуна, чуть голову на бок повернув. Эргет, значит.

– Так мне домой нельзя! – рассмеялась я. Умом понимала, что они просто не знают, но в голове все же не укладывалось.– Меня за жизнь брата отдали. Если я вернусь в дом матери и отца – духи разгневаются и брата приберут. Что я, глупая, так всех подставлять.

– И что же, вернуться никак-никак нельзя?

– Ну,– я задумчиво обгладывала заячью лапу, чувствуя, что уже сыта, – можно в храм сплатить, только цену такую заломят, что можно дом построить. Да и зачем? В горах можно только с хорошим мужем жить. Так что нет, я лучше колдуну служить стану. Если не прогонит.

Вернув остатки зайца рыжему, я широко зевнула.

**

Дождаться, когда над озером станет туман, у меня не хватило сил. Я так и уснула там, где сидела, кутаясь в шкуру. Мне не хватало ни опыта путешествий, ни выносливости, чтобы чувствовать себя более-менее приемлемо в этой дороге. Кроме всего прочего, впечатлений было столько, что голова была готова лопнуть, как переполненный мешок.

Ночью меня, кажется, кто-то переложил, так как проснулась я с серым рассветом, вполне удобно устроив голову на невысоком седле. На шкуре бледными каплями блестела роса, которая испарится, как только солнце поднимется над травой.

Чувствуя себя пусть и не хорошо, но все же выспавшейся, я села, всматриваясь в догорающее пламя костра. Угли слабо светились, то вспыхивая, то вновь погасая, привлекая внимание.

– Проснулась? – тихий голос колдуна раздался из-за спины. – Не пугайся. Мой черед стоять на карауле.

– Всю ночь?

– Отчего же. Мы меняемся. – Степняк бросил в костер одну сухую, выбеленную солнцем ветку. Над замершей, словно бы сонной степью где-то вдали, раздался резкий, птичий крик.

– Беркут,– тут же определил колдун, глядя на черный силуэт в небе. – Будь аккуратна в степи, Лисица. Такая птица может и на человека напасть.

– Они не боятся людей?– я не верила, что птица может быть такой безрассудной. Это не медведь и не волк.

– А чего им тебя бояться? Тебе-то и отмахнуться от него нечем,– помолчав немного, Эргет вдруг посмотрел на меня, своими спокойными, черными глазами, которые, казалось, ничего не выражали. –Видела хоть раз такую птаху вблизи?