Зал заседаний – монументальное помещение, всё в темных деревянных панелях и бордовых драпировках, с красными креслами и возвышением для президиума. Конечно, портрет Брежнева. А вот Машерова – не было. Зато маркс-энгельс-ленин присутствовали, в профиль.

Для прессы места были зарезервированы недалеко от кафедры для выступающих, у окна в третьем ряду. Там мы с шефом и устроились, несмотря на то, что он тоже вроде как входил в райком.

Почти все кресла были заняты, ожидали только первосвященников Синедриона… То есть членов бюро Дубровицкого райкома, конечно. Во главе с Сазанцом они появились из малоприметной дверки за драпировкой, расселись – и процесс пошел.

Я всё это видел – и неоднократно! Вот откуда росли ноги у наших нудных заседаний исполкома и райсовета! Вот где они учились! И им было далеко до своих наставников… В наше время хотя бы презентации на экране показывали, а тут – только с листка, только хардкор! И о чем? Казалось бы, какое отношение партия имеет к посевной, охране правопорядка, летним лагерям, ремонту дорог и новым автомобилям «скорой помощи»? Оказывается, самое непосредственное! Партийный контроль на производстве никто не отменял, и вообще – партия наш рулевой! Им до всего было дело, во все они вникали и всех обсуждали. Время от времени звучали знакомые фамилии: того же Исакова склоняли на все лады за небывало высокое число беспартийных работников в УТТ. Волкову тоже доставалось – за волюнтаризм и за то, что он излишнее внимание уделяет материальному стимулированию работников в ущерб росту сознательности и идеологической составляющей. Подумать только – вместо новой Ленинской комнаты обустроил буфет для фанерного производства!

Это всё я слушал и мотал на ус. Как писать подобную дичь, я представлял: если провести параллели с чиновными посиделками в одной маленькой независимой синеокой республике, то «товарищ Сазанец выразил глубокую обеспокоенность некоторыми недочетами в партийной работе первичной организации УТТ и призвал активнее вовлекать инженерно-технические кадры в коммунистическую агитацию среди рядовых тружеников транспортной отрасли». То есть как в том анекдоте про кошку – добровольно и с песнями. Уверен, в хозяйстве Исакова скоро начнется настоящий бум по подаче заявлений на вступление в авангард мирового пролетариата.

А вот когда принялись обсуждать, почему снизились удои молока в хозяйствах района, меня стало подрубливать. Ну не в теме я был! Лидеры первичек выходили к кафедре один за другим и что-то бубнили. Сазанец их стращал, названия колхозов и совхозов сменяли друг друга… «Оборона страны», «Заветы Ильича», «Новый путь», «Советская Белоруссия», «Пабедзицель» (который по всем правилам беларускай мовы должен был быть «Пераможцай», а с точки зрения русской грамматики – «Победителем») и многие другие.

В общем, шеф уже тыкал перьевой ручкой меня в бок и шипел:

– Гера! Что случилось?!!

– Все нормально, я слушаю… – чуть не гаркнул я, хлопая ресницами, но вовремя осекся и понизил голос.

С этим нужно было что-то делать, переутомление накапливалось и сказывалось в моменты, когда воля и разум теряли контроль над телом.

– Сядьте ровно! – продолжал шипеть шеф.

Я сел по стойке смирно, вцепился в блокнот и карандаш и следующие полчаса мужественно пялился на президиум, преданно пожирая глазами физиономию секретаря районного партийного комитета. И в тот момент, когда Сазанец сказал: «Заседание окончено, члены бюро райкома останьтесь, остальные свободны!» – я понял!

Понял, на кого он был похож! А точнее – кто был похож на него как две капли воды, только лет на двадцать моложе и без лысины! Брови, фигура, панибратско-хамоватая манера держать себя с подчиненными, вальяжные жесты… Холодный пот выступил у меня на лице, и сердце, кажется, пропустило удар. Гера, Герочка, Герань… Куда же ты, мать твою, влезаешь?

Я думал, Сергей Игоревич меня вздрючит. Но за дверями зала заседаний он только хмыкнул, глядя на мою бледную рожу, и сказал:

– Езжайте с Юрой в редакцию, у меня тут еще дела.

Спустившись по лестнице и чуть не зацепившись плечом за нос вождя мирового пролетариата, я вышел за дверь и принялся взглядом искать машину. Анатольич дремал в теньке, накрыв лицо свежим номером «Маяка», на обложке которого как раз светились счастьем молодые новаторы – Сергей Капинский и Александр Лапицкий. Инженер-технолог и кочегар, выдвинувшие рацпредложение по улучшению котлоагрегатов котельных.

– А? Гера? Едем? А шеф?

– Остался, там дела какие-то… – я уселся на переднее сиденье.

– И как всё прошло? – с интересом спросил неунывающий водитель.

– Ну как тебе сказать, Анатольич…

– Называй вещи своими именами… Засада?

– Полная!

– Поехали тогда кофе пить, а? В «Волне» делают на песке.

– А поехали!

«Волна» располагалась на самой круче, на выдающейся, укрепленной бетоном и диким камнем площадке над Днепром. Здесь был вполне уютный зал, даже на притязательный вкус завсегдатая провинциальных кафешек века двадцать первого, и просто волшебная веранда – с деревянными столбами, белоснежными занавесками на раздвинутых окнах, с шикарной мебелью и интерьером. А еще – стояли целых два бильярдных стола. Вот так новости! Для меня, если честно, бильярд и СССР были понятиями, довольно далекими друг от друга. Хотя я вроде как и понимал, что все эти седые живчики, которые на корпоративах лихо орудовали киями и загоняли за один удар по семь шаров в лузы, должны были где-то практиковаться, но сложить два и два в мозгу как-то не получалось. Слишком какой-то пафосно-буржуйский вид развлечения, что ли…