— Короче! Короче! — бросал он иногда, когда Мишель пытался пуститься в подробности или сообщить о своих чувствах по тому или иному поводу. И тогда Мишель подчинялся, обрывал себя на полуслове, ускорял рассказ…

— Итак! — поставил точку американец, когда Мишель повторил фразу, произнесенную Фади и так потрясшую его, — «…убить шейха!» При этом он метнул на разволновавшегося Мишеля острый взгляд и побежал медленнее, словно обдумывая услышанное.

— Приходите сегодня на ланч в нашу кантину в посольство, вы знаете, где это?

— Знаю, — с готовностью подтвердил Мишель. — Ее знает весь Бейрут!

Джеремия Смит неопределенно усмехнулся:

— Да, настоящий проходной двор в нижнем этаже посольства. Модное местечко, из-за которого мы когда-нибудь взлетим на воздух. Но… — Он опять усмехнулся: — …надеюсь, что это произойдет не сегодня и мы с вами успеем поговорить за ланчем. А пока я поразмыслю над тем, что вы мне рассказали…

…Когда Мишель ровно в час дня вошел в кантину американского посольства — официально просто столовую, обслуживаемую одной из ливанских компаний, Джеремия Смит сидел за столиком в дальнем углу с газетой в руках. В переполненной кантине было шумно и накурено, пахло жаренным на древесных углях мясом.

Посетители кантины громко болтали между собою, как старые знакомые, но были среди них и такие, кто, как Мишель, явился сюда явно впервые. Их можно было определить по неловкости и любопытству, с которым они осторожно оглядывали помещение кантины, украшенное абстрактной живописью и большими фотографиями Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго, Лос-Анджелеса, прославленных видов Скалистых гор, Бруклинского моста, Аляски. Новички держались завсегдатаев, которые вели себя самоуверенно, как члены Клуба избранных. О том, что кантина была таким клубом, Мишель уже слыхал — завсегдатаями этого заведения были и некоторые студенты Американского университета.

— Ценю точность, — похвалил Смит, придвигая стоящий рядом с ним стул. — В Штатах она вам пригодится, это признак деловитости. К сожалению, здесь точность не в ходу…

И он пренебрежительно кивнул в сторону набившихся в кантину посетителей. Мишель сел, и сейчас же появился официант, крупный мужчина средних лет в засаленном малиновом смокинге и с несвежей малиновой салфеткой, перекинутой через руку. Он принес с собой и поставил на стол большой букет гвоздик: американец и Мишель сразу же оказались невидимыми для большинства посетителей. Второй официант, помоложе, поставил на стол высокий стакан с апельсиновым соком для американца, такой же стакан, но с двойной порцией виски, блюдечко со льдом и бутылочку соды для Мишеля, тарелку с подсоленным миндалем и тарелочку с тонко наструганной морковью, политой лимонным соком.

Смит аккуратно сложил «Нью-Йорк таймс» и положил ее на уголок стола, взял стакан с соком и приподнял его, словно чокаясь с Мишелем:

— Чиерс! За удачу, Майкл! За вашу удачу!

Мишель глотнул неразбавленного виски, стараясь унять волнение: сейчас американец должен сказать ему что-то такое, что, может быть, определит всю его дальнейшую жизнь.

Старший официант принес металлические подносики с толстыми, пышущими жаром бифштексами, на поджаристой поверхности которых выступали капельки сока. Гарниром служили мелкие кубики моркови в белом сладком соусе, золотистые ломтики жареного картофеля, бронзовые кружки лука, прожаренного в оливковом масле.

Джеремия Смит вонзил вилку в бифштекс, из которого брызнул золотистый сок, отрезал изрядный кусок мяса и с наслаждением отправил его в рот. Закрыв глаза и подвигав тяжелыми челюстями, он блаженно улыбнулся и с шутливой назидательностью обратился к Мишелю:

— Ловите мгновение, Майкл! Наслаждайтесь жизнью и делайте ее. Куйте свое счастье, ловите за хвост удачу! И будущее ваше — в ваших руках! Аминь.

Он запил мясо апельсиновым соком и кивнул на тарелку Мишеля:

— Ешьте, что же вы! Душевные переживания — это одно, а телесное здоровье — другое. В здоровом теле-здоровый дух.

Неожиданно он поднял руку и замахал кому-то за спиною Мишеля:

— Хай, Селим! Хай!

Мишель непроизвольно обернулся и увидел щуплого парня, пробирающегося к ним между столиков. Парень был одет в черную куртку из добротной турецкой кожи, в тонкий черный свитер с высоким воротником, плотно облегающим его тощую кадыкастую шею, и модные голубые джинсы с широким кожаным ремнем, украшенным несколькими замысловатыми посеребренными бляхами. Половину худого нервного лица скрывали черные очки, плотно цеплявшиеся за большие оттопыренные уши. В отличие от большинства сидевших за столиками парней, вид у него был совершенно не воинственный.

— Хэлло, мистер Смит, — произнес он мелодичным голосом и застыл у столика, словно ожидая приглашения присесть.

— Садитесь, Селим, — поспешил пригласить его американец, и пока Селим осторожно, стараясь не производить шума, отодвинул стул, Смит, наблюдавший за ним, с ласковой снисходительностью представил его Мишелю:

— Прошу любить и жаловать! Мой хороший друг — Селим, умница, да еще с золотыми руками. Будущее светило американской электронной промышленности…

Тонкие губы Селима дрогнули в улыбке, и он протянул Мишелю костлявые бледные пальцы.