— Да ему медаль дать надо, — хмыкаю. — Надеюсь, мама постарается, отвесит. Прямо по морде.

— Рина, он не знал, что твоя мать была беременна, — оправдывает его Антон. То ли из чисто мужской солидарности, то ли жаждая наших с отцом близких отношений ради власти, которая уже ускользает, как песок сквозь пальцы.

— Ну и хорошо. Вдруг под его опекой я выросла бы бандиткой.

— Без него ты выросла еще хуже, — подшучивает Антон, в своей обаятельной манере изогнув уголок рта.

Необъяснимым образом между нами тронулся лед. Я его больше не боюсь. Наоборот, ищу в нем защитника. Он меня больше не держит в заложниках, а оберегает. Наверное, так и зарождается дружба — на зачатках доверия.

— Душно тут.

Обойдя Антона, выхожу на балкон и сдавленной грудью ловлю прохладный ночной воздух. Почти не освежает, но хотя бы притупляет пульсирующую резь в голове.

Антон выходит следом. Обеими руками опирается о перила и, чуть повернув голову, приваривается ко мне своим гибельным взглядом, засасывает в заболоченную воронку глаз.

— Если хочешь, я все перепроверю.

— Есть ли в этом смысл? — криво улыбаюсь я. Даже не улыбаюсь, просто изламываю губы, ощущая мерзкую горечь на языке. — Или думаешь, Лев Евгеньевич свататься к моей маме рванул? Столько совпадений просто не бывает.

— С твоей одаренностью спотыкаться на ровном месте все возможно.

— Забей. Тебе еще заказчика искать.

— Да я уже нашел его. Завтра точно станет известно, не подвело ли Антошу Громова его чутье.

Он поворачивается ко мне корпусом, и я инстинктивно сжимаю пальцами перила. Молюсь, чтобы не озвучивал имя. Вдруг я знаю этого человека. Еще одного потрясения я не выдержу. Точно в дурку упекут.

— Давай хоть телек посмотрим, — предлагаю я, разворачиваясь к двери.

Антон ловит меня одной рукой за талию и притягивает спиной к себе. Сердце делает тройное сальто-мортале за секунду и замирает. Примерзает к ребрам, а потом плавится, стекая вниз по стенке. Меня парализует в тесных объятиях. Дурманит от мужского запаха, к которому мне пора привыкнуть.

Он склоняется к моему уху и дыханием выжигает на нем отпечаток:

— Ты от меня бежишь или от себя, Рина?

— Антон… — Совершаю безуспешную попытку отнять его руки от моего живота. Зря. Сцеплены намертво. Приклеили меня к точеным мускулам.

Спиной ощущаю, как дергается его сердце в груди. Бешеный ритм каждым толчком посылает обжигающие меня импульсы.

Он плавно ведет щекой вверх-вниз по моему виску. С одержимостью вдыхает запах моих волос. Вновь опускается к уху и шепчет:

— Признайся, Рина, у тебя где-то припрятана моя фотка, и по ночам ты тычешь в нее иголками.

— Ты плохо меня знаешь. Твою фотку я в дыру затыкала еще на первом сеансе. Уже давно перешла на твои волосы. Разве терминатор еще не доложил тебе, что у тебя залысина на затылке?

Засмеявшись, спокойно поворачивает меня к себе и спиной придавливает к стене. Вглядывается в глаза, плотоядно облизнувшись и ладонями ползя к моей пояснице.

— Коза ты, Рина. Я тебе хоть немного нравлюсь?

— Как брат? — стараюсь остановить его, взывая к морали и совести.

— Я неприхотливый. Могу быть кем угодно.

— Оказывается, ты у нас не только псих. Еще и извращенец.

— «У нас»? — Выгибает бровь, сверкнув глазищами. Руки находят цель. Пальцы с мягким нажимом мнут мои упругие половинки, которые находятся пониже поясницы.

Я подтягиваюсь на носках, отрывисто выдохнув, и Антон рывком дергает меня на себя. Кончиком носа трется о мой нос, решив, что мое подскакивание — зеленый сигнал.

— Тронешь меня — я и пожалуюсь папе, — говорю, не дыша. Боюсь. Но в этот раз себя: проклятой тяги, желания получить запретный кайф.

Антон усмехается, не отодвинувшись ни на миллиметр. Мои угрозы его лишь сильнее заводят, пробуждают азартного охотника.

И все же я кладу ладони на его твердые плечи и силюсь оттолкнуть.

— Антон, мне погано из-за Радика. Тебе — из-за Инессы. Но это не предлог сходить с рельсов. Когда все вернется на круги своя, мы не сможем смотреть друг на друга…

— Ты говори-говори, — издевается он, подхватывая меня под ягодицы и занося в комнату. — Я уже привык к твоей нескончаемой болтовне. — Укладывает меня на кровать и своим телом топит в матрасе.

Его глаза мутнеют. Пьяно бродит ими по моему лицу, а горячей ладонью гладит колено, подгибая мою ногу и ловко пробираясь к бедру. Гора напористых, задиристых мышц.

Чувствую, что он уже не подавляет меня. Лишь чуточку соблазняет, давая волю моим собственным желаниям.

— Ты пользуешься моей беззащитностью…