— Я знал, что ее нет дома. И что Беркут днем приходил, и подружка твоя. Я все контролирую, Рина. Пока есть на что, — смеется он. — Лев Евгеньевич лишил меня наследства, а счет в банке у меня не резиновый. Если в ближайшее время не пущу бабки в дело, то скоро с голым задом пойду вкалывать на завод.

— Как — лишил наследства?

— Да вот так. Немного отсыпал Ринату, остальное переписал на Ксюшу. Так что все, Рина, я банкрот. Хотя мечтал стать миллиардером, — вздыхает он.

— Ну тогда ты мне не нужен, — подшучиваю я, провоцируя Антона на более тесные объятия.

— Раздавлю, — строжится он, подтягивая меня к себе. — Или съем. Я, знаешь, какой голодный? Р-р-р…

— Блин, ты кушать хочешь? — спохватываюсь я. — Идем я тебя покормлю. Только сначала рубашку сними, замочу ее в пятновыводителе.

— Страшные вещи говоришь: замочу, пятновыводитель, раздевайся. Хочешь увидеть меня голеньким? — улыбается уголком рта, расстегивая пуговицы и стягивая рубашку со своих мощных плеч.

Сглатываю при виде его мышц. Краснею. В памяти нахраписто всплывает наше прошлое утро в душе. Я, он, вода, пена, поцелуи, ласки, трепет.

Взгляд без тормозов ныряет вниз и спотыкается на уровне выпирающей ширинки.

Все, Катерина, тебе конец! Не просто влюбилась, а обезумела. Сожрать Антона готова.

— Ты свое платьишко тоже снимешь? — Он подает мне рубашку. — Или еще неделю носить будешь?

Ох, знал бы он, что под платьишком до сих пор ничего нет!

Прикасаюсь к его руке и вздрагиваю от мелкого электрического разряда. Коротит. Обоих. Не на шутку.

Смотрю в его глаза. Надеюсь увидеть в них трезвость, сдержанность, понимание. А вижу огонь. Лижет меня невидимыми языками. Сдирает с меня платье. Сжигает дотла.

Рубашка беспомощной тряпочкой падает на пол. Не будет никакой стирки. Не будет ужина. Не до этого нам. Слишком жарко и голодно.

Запрыгиваю к нему на шею, обвиваю ногами бедра, руками — плечи. Губами припадаю к его губам, дыша через раз и уже не слыша биения своего сердца. Потому что оно заглушается биением его…

— Рина, я не остановлюсь, — дышит горячо и рвано.

— Я тоже, — отвечаю ему в тон и оказываюсь на кровати, зажатая между тугим матрасом и тяжелым мужским телом.

Таю под ним, плавлюсь и растекаюсь. Целую глубже, настойчивее. Легонько царапаю вздутые бугры его спины. Выгибаюсь ему навстречу, пьянея от его объятий, жара кожи и родного запаха.

Он отказался от наследства. Ради меня.

Вернулся. Вопреки атмосфере дома.

Не побоялся нарушить мой домашний арест несанкционированным свиданием со злостным проникновением в квартиру, а скоро и в меня.

— Свет выключить? — спрашивает, покусывая мои губы и пальцами сминая мое бедро под платьем.

Слабо мотаю головой и, краснея, отвечаю:

— Хочу все видеть.

— Ты ж моя развратница, — смеется, выше задирая ткань.

Не так я представляла себе первый раз. Думала, это случится в первую брачную ночь. В нашей с мужем собственной квартире, номере отеля или на террасе пляжного домика. Вино, вкусный ужин, фрукты, свечи, расслабляющая музыка. Но жизнь преподносит сюрпризы. Я влюбилась не в принца, а отдаться ему хочу прямо здесь и сейчас. Чувствую, что дозрела. Умираю от желания. Внутри все в клубок сматывается.

Мужская рука добирается до моей ягодицы, и Антон на секунду останавливается.

— Ты до сих пор без трусов?

— Тебя ждала, — хихикаю, снова притягивая его к себе и целуя.

Рыкнув, возвращается к прерванному. Накаляется, напрягается, порыкивает. Своим каменным возбуждением упирается в мое бедро, теряя контроль и начав с треском рвать мое платье.

— Анто-о-он, — молю протяжно, схватив его за запястье, — жалко вещь.

Отталкиваю его от себя, и он, перевернувшись на спину, усаживает меня на свой выдающийся пах.

Смущаюсь, как маленькая девочка, которую понравившийся мальчик за косичку дернул. Играючи, как умею, а умею я так себе, пальцем стягиваю бретельку с плеча.

В глазах Антона загораются искры. Ему нравится моя робость и смелость. Довольно улыбаясь, запрокидывает руку за голову и наблюдает с выдержкой хищника, как я медленно, сантиметр за сантиметром, обнажаю себя его взору. Наношу мазки на холст, воссоздавая яркую картину. Не спешу, давая нам обоим время свыкнуться с мыслью, что мы больше не враги. Мы пара. Сумасшедшая, бешеная пара.