— Я знала, что однажды ее ребенок появится в нашем доме.

— Ты же заплатила ей за аборт.

Ксюша отстраняется от меня, смотрит мне в глаза и хмурится:

— Ты правда в это веришь? Вот кем ты меня считаешь? Монстром? Свою мать? — Берет бокал и делает еще один глоток. — Я долго терпела их интрижку. Делала вид, что ни о чем не знаю. Ждала, когда он нагуляется. А потом ее как-то затошнило. Я сама отвезла ее к гинекологу. Беременность подтвердилась. Это был конец для меня. Он смотрел на нее так, как никогда не смотрел на меня. С обожанием. Я была в отчаянии. Рискнула купить ее. Но не аборт. Молчание, исчезновение. Мне было все равно, что она сделает с этими деньгами. Это был исключительно ее выбор. Главное — она их взяла.

— Потому что она в них нуждалась. Лев Громов был в ее глазах не только хозяином и любовником, но еще бандитом и неверным мужем. Деньгам она доверилась больше, чем ему.

— А это уже его проблемы. Никто не заставляет его быть мудаком. По сути, ему повезло, что его любит две женщины. Этот урод не достоин ни одной.

— Почему ты сказала ему, что она сделала аборт?

Ксюша пожимает плечами и опустошает бокал.

— Что мне оставалось? Я была беременна, напугана. Он не дал бы мне ни копейки на ребенка. Да и потом — кто мешал ему разыскать ее и убедиться, не соврала ли я? Никто. Он сам этого не сделал. А знаешь, почему? Он трус. Он боялся правды. Он знал, что он ничтожество, и не смог бы смотреть ей в глаза.

— Не понимаю, — вздыхаю я, запустив пальцы в волосы и проведя ими до затылка. — Тогда зачем ты что-то подмешивала Рине в чай?

— Антон, ты дурак? — Смотрит на меня возмущенно. Подбородок опять дрожит. Вот-вот заревет. Теперь от обиды на меня. — Ты вымотал ее. На нее смотреть было страшно. Я заварила ей свой тибетский чай. Меня тоже от него всегда рубит. Он успокаивающий.

— То есть ты не пыталась ее отравить?

Сам в шоке, что вообще подумал о таком. Ксюша была тем человеком, который своим материнским теплом показал мне, что такое семья.

— Это твоя благодарность? — шепчет она. — Я хоть раз выделяла кого-то из вас троих?

— Да. Меня, — киваю я виновато. — Всегда любила больше.

— По-твоему, я из любви к тебе убила бы твою невесту?

— Ты узнала ее фамилию, резко изменила свое отношение к ней, потом этот чай, Женя.

— Да, мне было тяжело. Я смотрела на нее и вспоминала боль, которую мне доставили ее родители. Я не мировая мама, Антон. Я человек, которому тоже бывает плохо. Конечно, мне стало сложнее общаться. А еще обидно, что вы выбрали платье без меня. Признаюсь честно, это я подослала Женю пролить на него кофе. Чтобы следующее вы уже выбирали со мной. Только я просила ее помириться с Катериной. Не хотела враждующих невесток. Всегда мечтала с ними вместе по магазинам ходить, по театрам, по выставкам, по салонам. Они были бы вырваны из родового гнезда. Я бы заменила им маму.

— Черт, мне так стыдно, — фыркаю, не в силах поднять лица. — Я был уверен, что вы с этой рыжей спелись.

— С кем? Я едва сдерживалась, чтобы не всечь ей. Никогда бы не подумала, что Ринат такую змеюку в дом приведет.

— А чего обнималась с ней?

— Ради Рината. Какой бы выбор вы не сделали, он ваш. Мое дело маленькое — принять его и смириться. Налей еще! — Протягивает мне бокал и указывает на бутылку.

— Может, хватит?

— Наливай давай. Хочу, чтобы от похмелья было хуже, чем от развода. Потом отойду, соберусь и рвану с Аликой куда-нибудь на море на все оставшееся лето.

— Такой настрой мне нравится, — улыбаюсь я, плеснув пятьдесят граммов в бокал.

В гостиную спускается Ринат. Потирая шею, берет посудину из бара и ставит на столик.

— Мне тоже налей глоток. Алика проснулась, — сообщает устало и смотрит на меня. — С тобой хочет поговорить. Ты только не ругай ее.

— Не учи меня, а! — рыкаю, подвинув ему бутылку. — Сам нальешь. За Ксюшей присмотри.

Пожав ее тонкие пальцы, встаю с дивана и ухожу наверх.

Дверь в комнату сестры открыта. Ее вообще закрыть теперь невозможно. Нужно новую ставить. Эту уже не отремонтировать.

Ковер убран, постельное белье заменено. В комнате пахнет лекарствами. По телеку идут мультики.

Алика с перевязанной до самого локтя рукой сидит в подушках на кровати и хрумает чипсы.

— Выспалась? — Сажусь на край кровати и беру ее за руку. — Повезло, что крови мало потеряла. Сейчас бы в больничке лежала. С переливанием.

— Антон, прости меня. — Переводит на меня виноватый взгляд. — Этого больше не повторится, обещаю.

— Очень на это надеюсь, иначе ремнем пороть начну, — смеюсь я, поглаживая ее пальчики. — Не парься, сестренка. Сейчас всем гадко. Ксюша тоже с ума сходит.

Алика вздыхает, закатив глаза. Она еще не готова простить мать за обман.

— Она тебя любит, — уверяю ее. — Просто когда-то она пережила сильное предательство и совершила одну-единственную ошибку из-за той боли. Это не говорит, что она плохой человек. Она мать. Она свою жизнь за любого из нас отдаст.

— Не вижу ее тут, сидящей у моей кровати.

— Она немножко перепила. Утром отоспится и придет. Ты лучше пока подумай, куда отдыхать поедете. Генрих все оформит, забронирует, билеты сообразит.