Просыпаюсь от громкого стука. Сажусь на кровать и пытаюсь сквозь ещё не ушедшую дрёму понять, откуда звук.

Дверь… Кто-то сильно в неё долбится. Помотав головой, тру уши руками. Кровь приливает к голове, и я просыпаюсь окончательно.

За дверью Гордей Петрович и мать. Несколько ребят стоят у входа в спальню парней.

— Ты почему не открываешь? Мы уже минут пять стучимся. Гордей Петрович дверь хотел ломать, — накидывается взволнованная мама.

— Спала, — спокойно.

— Спала? Чем ты ночью занимаешься, что днём спишь?

Я кидаю взгляд на вожатого, он опускает глаза в пол.

— Я не высыпаюсь, — вру матери в лицо. — Свежий воздух, физические нагрузки и всё такое. Вот спать и хочется.

Мать волнуется, она до сих пор живёт в страхе, что всё вернётся. Вялость и сонливость — это одни из симптомов.

— Со мной всё нормально, мам, — успокаиваю её.

Она смотрит на меня с удивлением. За последние пару месяцев я слово "мама" не произносила ни разу. С радостью смотрит то на меня, то на вожатого.

— Я заберу её на пару часов? — спрашивает у него.

— Да, конечно. Только на КПП распишись, — говорит уже мне.

— Здесь недалеко посёлок, давай туда съездим? Посидим в кафе, съедим по шашлыку, — улыбаясь, предлагает мать.

— Давай, — кидаю рюкзак на заднее сиденье её машины, а сама сажусь на переднее.

— Как тебе в лагере? Нравится? — задаёт вопросы, когда мы от него отъезжаем.

— Норм, — бросаю короткий ответ, глядя в окно.

— С кем-нибудь подружилась?

— Мам, с кем тут дружить? Все свои. Даже в отряде всё те же надоевшие рожи, что и в колледже.

— Гордей Петрович сказал, что ты вроде с Линой Макаровой подружилась.

— Ему показалось, — всё так же лениво смотрю в окно. — Она с Кирюхой шуры-муры крутит, вот и приходится общаться.

— А сам Гордей Петрович как? Хороший педагог?

— Нормальный, — раздражаюсь.

Ну, нафига о нём-то говорить?!

— Его мама сказала, что он университет с отличием окончил. Историк. Ты тоже историю любишь, — продолжает свою песню.

— Мам, давай про него не будем, а? — нервно сжимаю кулаки в карманах шорт. — Ты меня сосватать за него хочешь?

— Нет, конечно! Просто тебе история для поступления нужна, может попросить его с тобой позаниматься?

Ага! Знаю я, чем он хочет заниматься.

— Сама разберусь, — отвечаю ей.

На удивление в местной кафешке сносный шашлык. И вообще всё свежее.

Мы привлекаем слишком много внимания. Заведение у дороги, посетители в основном водители. А мама, как всегда, на себя всё самое лучшее надела.

Она трещит про работу, отца. Он собирается баллотироваться на место мэра. Не сомневаюсь — у него получится. Он привык добиваться своего.

— Кстати, я там тебе привезла тёплые вещи и лекарства, — вспоминает мама.

— Зачем?

— Со следующей недели дожди обещают на несколько дней. А лекарства ты дома забыла.

Не забыла, специально не взяла. Опомнилась только здесь, потому что в эту коробку я репеллент засунула. Хорошо Макарова с собой пол аптеки привезла. Да и не выходит она никуда по ночам, темноты боится.

— Жаль, мы собирались всем отрядом в поход на пару дней вверх по реке. За вещи, спасибо! — благодарю мать.

Она снова удивлённо расширяет глаза.

— У тебя точно всё нормально? — спрашивает с подозрением.

— Да.

Мы не ладим последнее время. Это да. Но может пока закопать топор войны? Я вчера даже с Селезнёвой не собачилась, хоть и хотелось. Она не нарывалась, а мне высасывать предлог из пальца было лень.

— Поедем, я тебя всего на пару часов отпросила, они уже прошли, — засобиралась мать. — На следующие выходные приедем вместе с отцом, заберём тебя день рождения праздновать.

— Я в лагере буду днюху отмечать, — заявляю я, расстраивая их планы.

— Хорошо, тогда закажем торт побольше и доставим сюда, — теряется.

— Не надо торт, — возмущённо.

— Как же не надо! Ведь праздник такой — восемнадцать лет. Совершеннолетие.

— Ладно, как хотите, — отмахиваюсь. — Только аниматоров не вздумайте приглашать, клоунов и в лагере хватает.

Неделя началась с плохой погоды. План пойти с ребятами в поход провалился, отложили до солнечных дней, но это не точно, потом их можно уже не заставить.