Шрифт:
Он залился смехом, чуть не подавившись мороженым.
— Что не так? — искренне не понимала.
— По-твоему жить с нелюбимым человеком — это предел мечтаний?
— Предел мечтаний — это свобода…
— Какая же ты ещё глупая, — продолжил смеяться.
— Что тогда к такой тупой пристал? Искал бы себе поумнее и поопытнее, — съязвила.
— Не хочу я такую. Мне ты нравишься, — с теплотой в глазах.
— Договор был, что ты будешь сдерживать себя, — напоминаю.
— Не думал, что он распространяется на слова. Там вроде мелькало — не лапать, — косится на меня с хитринкой в глазах.
— Теперь я запрещаю все поползновения в мою сторону.
— Тогда я не гарантирую исполнения первых договорённостей, — забирает свои слова обратно.
— Эй, что здесь началось?! — останавливаю его, дёрнув за рукав куртки.
— Ты меняешь правила на ходу, а это нечестно. Следовательно, я могу менять свои.
— Нет! Ты не будешь приставать к больной девушке, — приостановилась, пропуская его вперёд.
— Тристана и Изольду помнишь? Как она его лечила от лихорадки? — возвращается ко мне и подходит впритык.
Я морщу нос, вспоминая, что в кино они его голыми телами отогревали.
— Я не настолько больна, — прогоняю из головы мысли, что он со мной переспать хочет.
— Жалко… Я бы повторил, — усмехается и уходит вперёд.
Гад! Сволочь! Скотина! Мудак! Вот так в глаза сказать об этом.
— Что ты во мне нашёл? — догоняю его.
— Не знаю… А должен?
— Должно же что-то привлекать, — не унимаюсь.
— Ничего меня в тебе не привлекает, кроме охренительного пресса. И тот ты сегодня спрятала под этот необъятный балахон, — проходится взглядом по моей фигуре.
— Холодно на улице.
— Просто ты испугалась меня, вот и всё. А если копать глубже, то боишься ты скорее себя. Тебе нравится со мной.
— Никого я не стремаюсь! Себя — тем более.
— Поцелуй меня! — подошёл вплотную.
— Сдурел? Тут люди, — выпучила на него глаза, оглядываясь по сторонам.
— А говоришь — никого не боишься. Ещё как боишься, трусиха! Быть непонятой и осуждённой толпой.
Сучок! Ты в моей голове ковырялся? Недавно я думала о том же. Да, не хочу опозориться перед всеми. Да, не хочу быть слабой. Мне подняться дорогого стоило. Спасибо гадюке Селезневой за то, что опустила меня на дно и за мои унижения после.
Глава 26
Саундтрек: Миша Марвин — С ней
Идя по парку, столкнулись с нашей преподшей по литературе, которая была в компании подруги. Такая же серая мышь, как и Метлина, словно с одного портрета писали.
— Гордей Петрович, приятно вас видеть, — расплывается в улыбке. — Макс? Тебя не видно в школе, — переводит взгляд с меня снова на Калинина.
— Болею я, — грубо, внимательно следя за ней.
— Не знала, что вы родственники, — говорит ересь Светлана бинту Михайловна.
— Мы не родственники, — отрицает Гордей. — Мы дружим.
Ой, не то она себе представила… Светлана Михайловна, вы знаете хоть что-то о близости? Вы ж монашка в четвёртом поколении. Знаю, что невозможно. Но впечатление именно такое. Покраснела, как помидор, словно ей прибор показали. Что он такого сказал? Дружим, не трахаемся.
И всё же она не отрывает взгляда от Калинина и часто смотрит на его губы. Пипец! Как там, в книге, — это желание поцелуя, то есть признак влюблённости.
А ты не офигела, мышь?!
И я делаю, наверное, очень большую глупость, но раскаиваться и биться головой о стену буду позже, сейчас — беру Гордея за руку и сжимаю пальцы в замок. Он неспешно поворачивается ко мне и смотрит ошалевшими глазами.
Что? Пусть знает, что ей ничего не светит.
— Я пить хочу, — улыбаюсь ему, вкладывая в эту улыбку всю нежность, на которую способна.
— Да… пойдём… До понедельника, Светлана Михайловна… — прощается с русичкой. — Что это только что было? — спрашивает, когда отходим на приличное расстояние.
— Она в тебя влюблёна, — пытаюсь выдернуть руку, но он схватил крепко, сжимая до боли пальцы.
— Я знаю, не слепой. Но, кажется, именно ты не хотела осуждения. И не дёргайся! Сама взяла, теперь терпи.
— Ты это так спокойно говоришь?
— А что мне сделать? Я её чувствам не хозяин. Хочет — любит, хочет — нет. Мне по барабану её охи-вздохи по моей персоне.
— Не верю.
— Угомонись! Я не отпущу твою руку. Я держался, но ты сама нарушила красную линию, отвечай за свои поступки, — жёстко дёргает нашими руками вниз.