Приглядываюсь к девчушке. Темно-карие глаза, длинные ресницы, каштановые волосы. Это Максим, только маленькая. Кажется, я даже видел фотографию в альбоме, где она в таком же платье.

Нет, только не Макс! Почему она здесь?

Страх за неё сжимает душу.

— Тебя Максим зовут? — присаживаюсь перед ней на корточки.

— Ага. А тебя Гордей, — тыкает маленьким пальчиком мне в грудь.

— Откуда ты меня знаешь?

— Я здесь чужих не встречала, только знакомых.

— Почему ты здесь? — сглатываю, скопившуюся от напряжения, слюну.

— Я болею, — улыбается по-детски невинно.

Почему здесь все такие счастливые? Там они страдают. Может быть поэтому? Здесь боли нет…

— Ты маленькая, как так получилось?

— В этом месте ты можешь сам выбирать, каким тебе быть.

— То есть, если я захочу, то смогу стать таким, как ты, маленьким мальчиком?

— Ты уже такой, — громко смеётся.

Я смотрю на неё и вижу, что она выросла. Или я уменьшился? Протягиваю руки вперёд и вижу, что они детские.

— Хочешь поиграть в догонялки? — предлагает мне Макс.

Мы бегаем друг за другом и весело смеёмся. А потом она замирает на месте.

— Смотри, там дверь открылась, — показывает пальчиком в сторону.

— Нет, там ничего Макс, — я не вижу.

— Ну как же? Там солнце, цветы и бабочки. — Глядит, не отрываясь. — Мне надо туда…

Макс делает несколько шагов в сторону своего видения и мне в голову приходит мысль, что она уходит туда навсегда.

Умерла… Как удар наковальни бьёт осознание.

— Нет, Макс! — кидаюсь к ней и пытаюсь схватить двумя руками.

Но она тает, остаётся одна дымка. Я обнимаю воздух. Только мишка падает к моим ногам. Я его поднимаю, а по щекам начинают катиться слёзы.

Я снова взрослый…

Интересно, Макс из прошлого или из будущего? Я должен это узнать, чтобы предотвратить. Но как?

— Макс…

— Опять он какого-то Макса зовёт, — меняет медсестра реанимации повязку на месте шрама от операции.

— Да, он третий день это имя в бреду твердит, — вводит препарат в капельницу вторая.

— Эх, красивый парень, как с обложки. Даже обидно за наш женский род, — поправила на нём одеяло. — Где справедливость?

— С чего ты решила, что он…? У него на лбу не написано, — посмеивается девушка.

— А ты сюда взгляни, — кивает головой в сторону паха Калинина. Он возбуждён. — У тебя есть ещё сомнения? — хихикает.

— А ты настырная, — смотрит на меня сверху вниз главврач больницы.

Я под его кабинетом уже полдня торчу. Каждую трещинку на кафеле пола выучила и все стены обтёрла.

— Так я из спортсменов… А у нас упорство и сила воля в комплект базовых установок входят.

— Не могу я тебя к нему в реанимацию провести, не положено… — делает виноватое лицо.

— Тогда почему такое неравенство? Кому-то можно, а мне нельзя? Если я пожалуюсь? — приподнимаюсь и стараюсь хотя бы в наглости быть выше его, с ростом это не получится, Борис Васильевич высокий.

— Ты меня шантажировать пытаешься, пигалица? — неприятно криво усмехается.

— А это как получится… Почему Ирине Васильевне можно к нему войти, а мне нет?

— Сравнила тоже хуй с пальцем! Она ему мать. А ты?

— Неважно кто я… Может от меня больше пользы будет. — Не обращаю внимания на его мат.

— Возможно… — он вдруг задумывается и проводит рукой по волосам, откидывая чёлку назад.

Калинин уже четыре дня в сознание не приходит. Мама по секрету поделилась, что он время от времени моё имя произносит. Вдруг, услышав мой голос, он очнётся.

— Сиди здесь, я сейчас сделаю пару звонков, и пойдём, — приказным тоном произносит Борис Васильевич.

— У меня есть большой выбор?

Мы идем по каким-то закоулкам больницы. Сплошные коридоры, кабинеты, палаты. Лифт на восьмой этаж. Какого хрена тяжелых пациентов так высоко кладут, а вдруг пожар?!

Вглядываюсь в дядю Калинина, который прислонился к стенке, пока поднимаемся. Он на год старше своей сестры, а выглядит лет на сорок с небольшим. Причёска модная, с короткими висками и длинной чёлкой, зачёсанной назад. Импозантный мужчина…

Вид у него уставший, светло-карие глаза, как у Калинина, стали красными от недосыпа. Он с больницы почти не уходит с момента операции Гордея. Контролирует всё: от укола, до перевязки. Полозов, так его фамилия, сам практикующий кардио-хирург. По должности мог забить на пациентов и перебирать бумажки в кабинете, но он до сих пор оперирует самые сложные случаи.