Покушали. Николай убрал со стола: мать сердилась если не убирали посуду.

Алексей открыл сумку, полез за учебником.

— Это ж надо! — в сумке учебника не было. Алексей остолбенело прокручивал в голове, где же он его оставил?

— Точно! Я же его в парту на переменке положил. Ну вот! Придётся бежать в школу, иначе завтра контрольную не написать.

Алексей, накинув куртку, выбежал из дома. К вечеру похолодало. Листва уже опала. Ветер раскачивал голые кроны деревьев. В конце октября смеркалось рано, надо было успеть до темноты.

Компания пацанов всё еще околачивалась возле ручья. Издали заприметили приближение Алексея.

Заводиле, в голову, пришла идея — напугать его.

— Айда под мост! — шёпотом приказал он. — Пацаны соскользнули под берег и спрятались.

Алексей шёл ни о чём не подозревая. В размышлениях, что будет делать, если сторож уже закрыл школу, он ступил на мостик. И, в этот момент, с дикими воплями и грохотом, компания пацанов выскочила из-под моста.

Это было настолько неожиданно, что у Алексея подкосились ноги, он упал. Почувствовал, что сжало виски, стало трудно дышать. Дальше он ничего не помнил…

Когда его начало трясти, закатились глаза и появилась пена изо рта, напускная спесь оставила подростков.

Ребята испугались, побежали в Русаново звать взрослых… Когда вернулись, Алексей лежал без движения. Когда начали тормошить, мальчик открыл глаза, ничего не понимая. Подняли, повели в медпункт. Доктор осмотрел, сделал укол, передал направление, на обследование, в областную больницу. На следующий день, отец повёз Алексея в Великолукскую областную больницу. Через неделю мальчика выписали с неутешительным диагнозом — эпилепсия.

Это было только начало. Приступы стали повторяться. Теперь за ним надо было присматривать, чтобы не расшибся когда трясти начнёт.

Мать от слёз осунулась. Сердце сжималось от горя и беспомощности: её старшенький, её Алёшка… Как же так? Что теперь с ним будет?

Сашка блаженствовала: неделю назад Андрей Павлович снял швы с порезанной пятки. Но сказал: “Неделю ногу поберечь, на улице не гулять и повязку пока не снимать”.

Вчера, (наконец то!) повязка была снята и получено официальное разрешение гулять на улице!

Конец августа, но на улице тепло! Саша заправила постели. Пока нога заживала, она чем могла, помогала матери по дому: убрать постели, пыль протереть, пол подмести, посуду сполоснуть… Матери хватало других хлопот: в поле целый день как отработает, так к вечеру ходит, за поясницу держится. А ведь ещё Майку подоить надо и по хозяйству управиться. Отец с пацанами тоже постоянно заняты: и трудодни в колхозе заработать, и дрова на зиму заготовить, и сено для коровы. Да крыша, вон, протекать начала — тоже время найти надо, чтобы отремонтировать. Хотя, ребята, находят его и для развлечений: то в лапту с пацанами играют, то в ножички.

Шурке хорошо! Младшую все жалеют, излишне не нагружают. Вот сейчас управится по дому и пойдёт к Жене. Пока с дому не выходила, подружка её проведывала. Приходила с куклой и они играли в дочки матери.

Женька жила на той же улице, через несколько домов. Саша собрала свою дочку, сшитую под руководством Зои, старшей сестры Жени. Зоя была мастерица! Сама: шила, вязала, вышивала. Саше нравилось наблюдать, как в её руках создаются маленькие изящные вещи для куколок. Сашка всё делала как она, старалась, но у неё, всё получалось какое-то кривое, не такое.

Вот и Женькин дом.

— Ой! Шурка! Тебе уже разрешили ходить? Ура!

Женька радостно спрыгнула с крыльца навстречу.

— Смотри, что мне Зоя подарила! — Женя взмахнула руками и начала кружиться. Пышная юбочка раскрылась и волнами раскручивалась вслед движению. По подолу гладью были вышиты ромашки. Саша на минутку позавидовала подружке, у неё сестры не было. Ну да ладно. Зато у Женьки нет братьев.

Юбку Шура узнала, Зоя в прошлом году красовалась в ней, потом обросла.

— Давайте, сегодня, пошьём? А то моя дочка обносилась, а надо же, к празднику, обновку ей.

— Давай! Зоя как раз мне новые тряпочки отдала.

Женька была не жадная — охотно делилась всем, что имела, с Сашей.

Девочки разложили в траве старое одеялко и сели рукодельничать.

— У твоей какое платьице будет?

— Голубенькое.

— А у моей зелёное. И поясок ей сделаю жёлтенький!

Саша разгладила лоскутки на коленках, примеряясь, как лучше отрезать кусок, для платья куклы. От усердия закусила губу: если испортит, другой такой зелёной тряпочки нет.

Полдень. Головы девчонок были повязаны старенькими, выгоревшими на солнце, косынками. Без них никак.