Шрифт:
Сейчас я испытываю нечто похожее. Если не абсолютное счастье, как тогда, то, как минимум, гармонию и умиротворение. Руки и губы Стаса такие родные, такие тёплые, такие любимые.
Да, любимые. Это слово идеально подходит.
Засыпая под утро, я блаженно улыбаюсь.
Глава 38. Любовь и ненависть
Дни командировки пролетают быстро. Каждую ночь мы со Стасом проводим вместе, а наутро в присутствии коллег снова становимся начальником и подчиненной. Мне очень страшно, что нас заподозрят в связи. Я не хочу, чтобы про меня болтали, будто я сплю с боссом. Поэтому перед полетом обратно в Москву я строго говорю Стасу, что буду лететь в своем экономе вместе с Лизой и Колей. Не надо снова пересаживать меня в бизнес-класс на свое место под надуманным предлогом. Это уже будет подозрительно.
В «Шереметьево» я быстро хватаю чемодан с ленты, прощаюсь с коллегами и спешу потеряться в толпе людей. Перед командировкой Стас оставил свою машину на парковке в аэропорту, мне нужно найти его.
— Вроде никто не видел, куда я на самом деле пошла, — произношу, залезая на переднее сиденье автомобиля Стаса.
Он уже за рулем, ждет меня.
— Даже если и видели, что с того?
— Ты шутишь? Хочешь, чтобы про нас говорили, что мы спим?
Безразлично пожимает плечами.
— Можем объявить всем, что у нас общий ребенок.
— Нет! — восклицаю. — Не вздумай.
— Как скажешь. Но мне все равно, что про нас говорят. Отношения с коллегами по работе не запрещены правилами компании, а на мнение людей мне по фиг.
«Отношения» — слишком громкое слово для нас со Стасом, но я решаю не акцентировать на этом. В командировке я много думала о том, что между нами происходит. Так и не разобралась. Совершенно точно я не считаю, что у нас свободные отношения или секс без обязательств. Я таким не занимаюсь. Но в то же время я не могу сказать, что воссоединилась со Стасом, что мы снова вместе, что мы снова пара.
Его измена все еще стоит у меня перед глазами, я не простила Стаса, даже зная подробности случившегося. Понимаю, что он сам сильно пострадал, но ничего не могу с собой поделать. Картина из отеля пять лет назад намертво засела в моей голове, я не могу ее выбросить. И простить Стаса за то, что не сбросил с себя проститутку, тоже не могу. Если бы я тогда не вошла, он довёл бы с ней дело до конца.
От этой мысли внутри все переворачивается, а рана в груди начинает ныть тупой болью. Чуть поворачиваю голову в сторону Стаса и разглядываю его профиль. В командировке я занималась этим каждую ночь, когда Стас засыпал. Рассматривала его и пыталась понять, что чувствую.
Любовь и ненависть одновременно.
Разве такое возможно? Разве может один человек вызывать два этих прямо противоположных чувства? Мне никогда ни с кем не было так хорошо, как со Стасом, и в то же время ни один человек не причинял мне столько боли, сколько он.
— Моя мама дома, — предупреждаю Стаса, когда он паркуется у подъезда.
— Она не знает про меня?
— Знает. Но не знает, что у нас с тобой что-то есть.
«Что-то» — пожалуй, самое подходящее слово для обозначения происходящего между нами.
Некоторое время назад мне пришлось все рассказать родительнице. Не было смысла утаивать, Вероника так окрылена появлением в ее жизни папы, что сразу бы все разболтала. Так что я сама призналась маме, что Стас мой начальник, и что я рассказала ему про дочь.
— Я хочу познакомить Веронику со своими родителями, — неожиданно заявляет Стас, пока мы ждём лифт.
— Эээм, — теряюсь. — Ладно. Когда?
— Может, на выходных? Съездим к ним загород?
— Хорошо, давай. А ты им уже рассказал про нее?
— Да, я сказал, что мы с тобой снова встретились, и что ты родила от меня ребенка.
— И как твои родители отреагировали? — спрашиваю, затаив дыхание.
— Охренели.
Я отлично помню родителей Стаса. У него слишком деловой отец и очень добрая чуткая мать. Светлана Михайловна печёт самые вкусные в мире пироги. Мне нравилось пить с ней чай на кухне и говорить о разном, пока Стас занимался какими-то делами со своим отцом.
И снова мне становится совестно за то, что утаила Веронику…
— Мамочка, папочка, вы приехали! — дочь бросается к нам со всех ног сразу, как только я открываю дверь.
Подхватываю ребенка и крепко прижимаю к себе, расцеловывая в щеки.
— Привет, принцесса! — Стас обнимает Веронику на моих руках и тоже целует.
— Я так скучала! Я так скучала!
— И мы, наша милая, — обнимаю дочь еще крепче.
В прихожей появляется мама. Она становится, скрестив руки, и наблюдает, как мы со Стасом вдвоём лобызаем дочку. И, естественно, она слышала, как я сказала «и мы, наша милая». Наверняка отметила про себя, что я говорю за нас двоих.