Все нормально?

Симона (пожимает плечами с безучастным видом, будто происходящее здесь ее не касается). Нормально…

Леон. Ну, ну… (Выходит.)

Леон (снимая пиджаки с вешалок-перекладин, расположенных в глубине мастерской и над гладильным столом, обращается к гладильщику Жану). Ты можешь сегодня задержаться подольше?

Жан. Я ухожу в шесть тридцать…

Леон. «В шесть тридцать». Ты что, заделался чиновником?

Жан. Сегодня у нас что, пятница?

Леон. Так точно, пятница, канун субботы.

Жан. По пятницам я всегда ухожу в шесть тридцать: у меня собрание.

Леон. У тебя в пятницу вечером собрание, а мне в субботу утром нужно доставить готовую продукцию!

Свою революцию вы когда собираетесь делать: сегодня вечером, на собрании?

Жан. Вряд ли.

Леон (вздыхая). Жаль… А то бы у меня завтра утром было хорошее оправдание, почему задержал заказ… Жаль, жаль… Значит, на собрании будут пока только обсуждать будущие действия, готовиться, правильно я понимаю? Так, может, они один раз обсудят без тебя, а?

Жан. Нет!

Леон. Ты у них, выходит, большой начальник, если они даже ничего обсудить без тебя не могут…

Жан (резким движением ставя утюг). Если вам нужен гладильщик, который, чтоб вам доставить удовольствие, готов работать день и ночь напролет…

Леон. Здесь никто не работает, чтоб доставить мне удовольствие…

Жан. Меня здесь ничего не держит. Могу хоть завтра найти себе другую работу…

Леон (приглашая мастериц в свидетели). Да это просто эпидемия какая-то: все гладильщики бегут отсюда! Может, гладильный стол неудобный, кособокий, может, утюг чересчур тяжелый, или изволите, чтоб вам чайку к пяти часам подавали, или я сам — недостаточно улыбчивая обезьяна?

Жан. По пятницам — каждую пятницу — у меня собрание. И я ухожу в половине седьмого.

Леон. Уходи, уходи себе на здоровье, и хранит тебя Бог! А знаешь что, давай мы с тобой поделим обязанности: ты отправишься на свое собрание и займешься подготовкой счастья для человечества, а я останусь здесь на ночь, все переглажу и утром обеспечу доставку товара заказчику. Тебя это устроит? Хочу только тебе любезно заметить одну вещь. Каждую субботу, не важно, что там — собрание, революция или еще какие-то дела, — я должен поставлять свою продукцию. И я ее поставляю. А вы — сколько лет подряд всё собираетесь и всё говорите про будущие перемены, про счастье — а я пока так ничего и не вижу… Сколько ни смотрю… где оно, счастье, где они, перемены?

Жан. Смотрите не туда, в этом все дело.

Леон. Так разверни меня в нужную сторону, чтоб я наконец увидел что-то в своей жизни. Или хотя бы назови дату: такого-то числа мне будут доставлены перемены, а остальная часть заказа — справедливость, счастье и прочее — в течение последующих тридцати дней.

Жан. Месье Леон…

Леон. «Месье», ай-ай-ай, это как-то не по-революционному..

Жан. Уже то, что я каждую пятницу хожу на свое собрание и что вы не можете помешать мне это делать, это ведь уже большое счастье для меня и маленькая перемена для вас. Разве не так?

Леон. Допустим!.. Во всяком случае, не забудь им там сказать, что я каждый год регулярно покупаю у тебя «Рабоче-крестьянский альманах» и виньетки на праздник «Юманите», хотя никогда туда не хожу, потому что там вечно идет дождь…

Жан. Можете не волноваться, я позабочусь, чтоб вас расстреляли в числе последних!

Леон. И мою жену — тоже!

Жан. И вашу жену тоже.

Леон. Вот спасибо! До чего приятно чувствовать себя под надежной защитой! Симона, останешься со мной вечером пришивать пуговицы, у тебя-то, по крайней мере, нет собрания. (Выходит, не дожидаясь ответа.)

Мими (Симоне). Ты сдурела? Зачем соглашаешься? Послала бы его куда подальше…

Жизель. Мог бы попросить свою жену…

Мими. Что ты! У нее лак на ногтях потрескается!

Жизель. А как же твои парни?

Симона. Если они видят, что я задерживаюсь, они выходят меня встречать.

Мими. Ну раз тебя это устраивает, тогда все прекрасно…