Шрифт:
Говорил он ещё, что вся жизнь состоит из парных событий и всё в этом мире уравновешивается. Как пример Учитель приводил деревенское поверье: умер в доме человек – завтра должно быть счастье, родился ребёнок – удача будет какое-то время обходить дом стороной.
И для Кун Фуцзы и для храмовых жрецов сообщества людей Ра был всегда неприятен тот человек, кто только и искал оправданий собственной лености и бездействия; но также ими равно уважаем тот, кто искал пути преодоления трудностей и находил их, пусть и большим потом. А тот, кто видел оправдание своей слабости как результат невнимания к нему непостижимых сущностей, был особенно мерзок; такой не мог рассчитывать на сочувствие, он изгонялся из общества как преступивший черту терпения предков.
Заратуштра запомнил многое из сказанного Кун Фуцзы, что Пастырь передал ему:
Не беспокойся о том, что у тебя нет высокого чина. Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы иметь высокий чин. Не беспокойся о том, что тебя не знают. Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы тебя знали.
Только самые мудрые и самые глупые не поддаются обучению.
Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество. Оказывай помощь только тому, кто не умеет внятно высказывать свои заветные думы. Обучай только того, кто способен, узнав про один угол квадрата, представить себе остальные три.
В древности люди учились для того, чтобы совершенствовать себя. Нынче учатся для того, чтобы удивить других.
Единственная ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок.
Не поговорить с человеком, который достоин разговора, – значит потерять человека. А говорить с человеком, который разговора не достоин, – значит терять слова. Мудрый не теряет ни людей, ни слова.
Того, кто не задумывается о далёких трудностях, непременно поджидают близкие неприятности.
По своим природным задаткам люди друг другу близки, а по своим привычкам друг от друга далеки.
Когда же Кун Фуцзы спрашивали об истоках его мудрости, он впадал в смятение. «Я передаю, а не сочиняю! Я верю в древность и люблю её», – так отвечал он на этот вопрос.
*
Уже в который раз Заратуштра убеждался, что Добродетель не остаётся в одиночестве; у неё обязательно найдутся соседи. И не было удивительным совпадение – и в Поднебесной, и на просторах долин река Ра люди признавали ведущими одни и те же добродетели: сострадательность, справедливость, вежливость, учёность (или мудрость) и искренность.
Но, и к своему сожалению, Заратуштра понял: Кун Фуцзы – не боец с богами-ремесленниками; они для него просто не существуют. Но кто тогда усмирит чиновничий пыл этой Троицы? этого Предводителя-садиста, Яалдабаофа-Небро и придурка Сакласа?
Трое против Троих – Первый, Я и Третий против Троицы этих придурков – то была бы справедливая битва! И Кун Фуцзы тут был бы лишним, иначе не было бы тогда справедливости.
Однако больше огорчало Заратуштру всё же иное.
Учитель Кун называет систему своих знаний «Учением о Середине», что может означать только одно и потаённое им: «Мы поставили наш стул посередине – одинаково далеко от умирающего гладиатора и довольных свиней». Мудрец собирается жить и не на Небе (он слишком рационален, чтобы стремиться к этому), и не на земле (он любит летать! – а кто не любит?), он устремлён к жизни-между – под Небом и над землёй, под небесами, куда ему удастся устремить и взоры своего народа, который он назовёт жителями Поднебесной.
Но в кого будут попадать молнии, спускающиеся с Неба, и в кого полетят стрелы разума людей, извечно устремлённых своими мечтаниями назад, домой, к Небу, к Господину богов, их породившему? Такое «Зеркало поднебесья» будет неминуемо разбито!
Мастер над ремесленниками
Утром, выставив солнце своего посоха отражением небесного светила, Заратуштра отправился туда, куда указывал косой луч – символ жрецов храма Макоши, – на северо-восток.
Долго ли, коротко ли тянулся путь, привела дорога на холм, с высоты которого вдали отчётливо завиделось одиноко стоящее дерево.
«С человеком происходит то же, что и с деревом, – подумал Заратуштра. – Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, во мрак и глубину – ко злу»
Чем ближе подходил Спитама к дереву, тем большим оно казалось; но странно: размеры и его и человека, сидящего под ним, по мере сближения становились непомерно огромны, по меньшей мере, вчетверо от ожидаемого.
Подойдя совсем близко, Заратуштра проговорил в никуда и в куда:
– Жил да был котёнок. Однажды он выглянул из-за кустов и увидел на поляне тигра. Полосатый кот был во много раз больше его, и котёнок подумал: «Зачем он такой большой? То, что выглядит таким огромным, не может обладать истинной ценностью. Если бы он действительно что-то собой представлял, у него не было бы нужды быть таким большим»
Смеясь и уменьшаясь до обычных размеров, так обратился сидящий под деревом к Спитаме: