Час ушел на то, чтобы укрепить оборону. Работали все, кроме четверки часовых. Делая проходы через на одном из подворий. Японцы сначала попытались атаковать с тыльной стороны, где как раз и собрались основные силы. Понеся потери от меткой стрельбы обороняющихся, попытались ударить с другой стороны. Но Гришин уже успел перебросить туда дворами два десятка стрелков в подкрепление. Вместе с уже сидевшими в окопах они отразили атаку японцев беглым огнем. Тем временем незаметно подобрались сумерки и стрелки вместе с ополченцами ударили одной колонной во фланг осаждавших поселок японцев. Этот бой Анемподисту запомнился навсегда, пусть и не полностью…

— В атаку! Вперед, ребята! — совсем не по-военному отдал команду Гришин. И первым вскочил, выхватывая из ножен саблю. За ним дружно вскочили и побежали солдаты, а немного замешкавшись — и ополченцы. Бежали быстро, но выстрелить по паре раз огорошенные неожиданностью японцы все же успели. Кощиенко вновь услышал тот противный звук, с которым пуля впивается в тело человека. Летягин и Самсонов, двое соседей, не один раз заходивших к Анемподисту в лавку, упали рядом с ним один за другим. Повезло в том, что японцы расположились очень близко к деревне, поэтому до них добрались быстро. И тут началось самое страшное, страшнее всего что было раньше — рукопашный бой. Дальше отчетливых картин той жуткой бойни память не сохранила, только отдельные, разрозненные впечатления. Андя помнил, как, рыча от бессильной тоски и от злости, судорожно жал на спусковой крючок, а она винтовка молчала. Помнил, как отбил ей, словно дубиной нацелившийся ему в грудь штык и ударил прикладом по голове невысокого солдатика в синем. Запомнил он дикий гвалт со всех сторон и дергающихся, словно в сумасшедшей пляске, солдат в зеленом и синем. Кто-то стреляет, кто-то колет противника штыком, кто-то дерется, кто-то обхватил голову руками и ползет на четвереньках непонятно куда. А главное не ясно: кто орет, откуда стреляют, где свои, где чужие… И только пробежав с четверть версты, Кощиенко понял, что бой закончился. При этом с удивлением обнаружив, что держит вместо своей привычной «бурской винтовки» русскую трехлинейку.

Потеряв неожиданно совсем немного, не более двух дюжин убитыми и пропавшими без вести, они прорвались и вышли к горам. По которым и скитались некоторое время, пока не вышли к дозорам отступавшего от Сеула стрелкового полка, из которого и была выделена полурота в Филипповку. Отрезанный от основных сил бригады после боя под Сеулом полк отступал в сторону Порт-Муравьева и ополченцы пошли вместе с ними. Несколько арьергардных боев позволили задержать японцев, позволяя успеть эвакуироваться всем русским беженцам, уходившим в том же направлении. Но и потери при этом полк понес большие, а японцы упорно продолжали преследование.

Зато сегодня командир полка полковник Цыбульский решил проучить зарвавшихся японцев. Оставив один батальон в резерве, двумя другими он перекрыл возможные пути обхода, а усиленный пулеметной батареей первый батальон должен был встретить основную колонну преследователей в засаде. Точнее — в огневом мешке. Полковник Цыбульcкий, как объяснил ротным офицерам командир батальона подполковник Шпехт, решил основательно потрепать японцев, чтобы они на некоторое время приостановили преследование. В свою очередь ротный, капитан Вонсович, объяснил задумку всей роте. Причем не только субалтерн— и унтер-офицерам, но и нижним чинам. И теперь оставалось только ждать. Впрочем, ожидание не затянулось.

Передовой дозор японской пехоты вышел к позициям перекрывших дорогу взводов примерно через полчаса и сразу был обстрелян охранением, сидящем в передовых окопчиках. Пара японцев упала, остальные разбежались по обочинам, прячась за любые укрытия. А потом начали отстреливаться в ответ.

Косой и Кощиенко невольно потянулись к лежащим рядом винтовкам, но в это время по цепи до них дошел приказ капитана Вонсовича, запрещающий стрелять. С дополнением от ротного фельдфебеля Обуховича: — Ежели какая скотина случайно выстрелит без приказа, я ему рога обломаю, — после которого желающих хвататься за винтовки почему-то не оказалось. Все в роте знали, что Агафон Семенович слов на ветер не бросает, а рука у него — тяжелая.

Пока передовой отряд японской пехоты постепенно разворачивался, одновременно перестреливаясь с четвертой ротой, стрелкам на засадных позициях приходилось терпеливо ждать. И ждать пришлось довольно долго. Пока не подтянулись ротные колонны авангардного батальон японской пехоты. А подходили они неторопливо, словно ожидая какого-то подвоха. И сразу рассредотачивались в окружающих дорогу кустах, чтобы потом постепенно, перебежками и ползком, накапливаться перед обороной русского арьергарда.

Наконец японцы решили, что накопили достаточно сил. И дав пару залпов как минимумом целым батальоном, вскочили. И побежали, выставив штыки, вперед на позиции четвертой роты, тремя волнами цепей. Стрелки, укрывшиеся от первого залпа в окопах, успели подняться и встретили атакующих беглым огнем. Но густые синие цепи пехоты, теряя людей продолжали надвигаться на окопавшихся сибиряков. Казалось, еще чуть-чуть и они затопят огрызающуюся огнем тонкую линию обороны, затопчут ее и пойдут дальше. А за атакующим батальоном в долину уже втягивались колонны остальных частей. Командование японцев, кажется, решило, что победа уже близка и с оставленным русским арьергардом справиться и один батальон. В этот момент по атакующим цепям японской пехоты ударили все шесть пулеметов полковой батареи. «Максимы» строчили не переставая и под их заикающееся татаканье японцы начали валиться на землю уже не по несколько человек, а целыми рядами. И японцы не выдержали. Попадав на землю, стали отползать назад. Из остановившихся колонн выскочили офицеры. О начали отдавать какие-то приказы, синие колонны стали расползаться и тут Кощиенко услышал команду «Огонь». Схватив винтовку, уже заранее снятую с предохранителя, он тщательно и уже привычно прицелился. Столь же привычно не обращая внимания на бьющие по ушам выстрелы соседей справа и слева. Маленькая фигурка в синем, размахивающая посверкивающей на солнце саблей, дернулась и упала сразу после его выстрела. Анемподист выдохнул, передернул затвор винтовки и начал искать следующую цель. И понял, что надо просто стрелять в эту толпу. Японцы заметались, теряя всякое подобие строя. Они бросались на землю, но это не спасало от выстрелов сверху. Соседи уже перешли на стрельбу пачками, потому что в образовавшейся внизу мешанине высмотреть подходящую цель стало невозможно. Кощиенко вновь выстрелил, уже не рассматривая результат. Начал стрелять как можно быстрее, передергивая затвор и быстро прицеливаясь… Пятый выстрел, отвести затвор, вставить новую обойму, вдавить патроны, затвор вперед… и снова стрелять по мечущимся внизу подвижным мишеням. Причем важные цели лезли в прицел сами, упорный японские офицеры раз за разом пытались навести порядок и собрать солдат для отпора. И тут же падали, подстреленные меткими стрелками. Японцы побежали назад, но огонь со всех сторон сметал их. Казалось, бой будет продолжаться вечно. Но неожиданно по цепи передали команду:

— Прекратить огонь! Собираемся и отходим!

Пришлось отходить. Прихватив свой ранец, хранившийся вместе с ранцами остальных стрелков под охраной легкораненого ополченца, Кощиенко пошел вниз, на дорогу. Где уже строились в походную колонну пулеметчики и стрелки четвертой роты. Окопы которых заняли охотники из конной команды, собиравшиеся прикрыть отступление отряда. Чьих лошадей коноводы спрятали за ближайшей горушкой.

— Гля-ко, — Косой пихнул локтем в бок Кощиенко. — Игнатий-то к лошадям таки пристроился. Хват.

— Сам же рассказывал, что он лошадей любит, — возразил Анемподист. — Счас я ему совсем не завидую. Уходить-то им от япошек последними. А уж какие узкоглазые злые будут, лучше и не думать…

На этом обсуждение боя и закончилось. Заняв привычные места в колонне, охотники-добровольцы опять тронулись в очередной нескончаемый поход.

Как рассказывали потом, отступать пришлось из-за обхода японцами правого батальона. Оказалось, что в отличие от батальонов Шпехта и Левшина, выслали охранение недалеко. И поэтому не смогли заметить обошедшую их с правого фланга роту. Пробравшиеся через горы японские пехотинцы внезапно атаковали фланговую роту. Началась паника, командовавший батальоном подполковник Абжолтовский растерялся и не сразу бросил на помощь резервную роту. Японцы же начали наступление еще и с фронта. Причем при поддержке пары горных пушек. Батальон начал отступать, открывая фланг засадного батальона Шпехта. Из-за чего столь успешно начавшийся бой пришлось прекратить и поспешно отступать. Потери в батальоне Абжолтовского оказались столь велики, что в нем осталось всего три полные роты вместо четырех. Кроме того, из-за поспешного отступления пришлось оставить всех тяжелораненных в ближайшем корейском поселке. И у многих это вызвало нехорошие опасения, учитывая ходившие упорные слухи о поведении японцев на оккупированной части Кореи.