— Гектор Старцев.

Я протянул ладонь, но мужчина обернулся и хмуро уставился в глаза.

— А у вас брата случаем нет?

— Что бы ни сделал мой брат, больше этого не повторится. Слово дворянина и офицера.

— Дворянина, — Эйра фыркнул и вернулся к стряпне. — Здешних дворян не отличить от бандитов, а офицеры стерегут их хитрые задницы.

— Можно нескромный вопрос?

— Пф… хоть два. Нескромные вопросы — это меньшая из бед, с которой могут прийти бледнолицые.

— Ваши уши…

— Да, они острые. Да, мы живем гораздо дольше вас. Да, мы не совсем люди. Да, наши женщины красивы, как богини, а их пение слаще ангельского хора. Но все это — в далеком прошлом. Мы проиграли трижды: сначала испанцам, потом американцам, теперь русским. И свободный великий народ превратился в пьяниц и рабов.

— Неужели весь? На вышке в резиденции я видел стрелу. И торчала она там явно не для украшения.

Эйра улыбнулся, точно вспомнил былую молодость, но быстро надел на лицо каменную маску.

— Я такое не одобряю, господин, — он принялся нервно вытирать стол от несуществующих капель.

— Да? — указал на зарешеченное окно. — А такое — одобряете?

Старик не ответил — с улицы донеслись мягкие шаги.

В дом, пошатываясь и тихо хихикая, вошли три индианки в коротких пончо и длиннополых юбках, от которых за версту разило табаком и спиртом.

Значит, работали не в поле, а скорее всего развлекали охрану, иначе давно висели бы на телеграфных столбах с медалями за пьянство.

— Что я вам говорил! — отец ударил кулаком по столу — да так, что аж чайник подпрыгнул. — Не смейте пить! Это яд, что поработил наш народ! А теперь медленно убивает!

— А что нам еще делать? — старшая завалилась на диван и закинула ногу на ногу. — Будто нас кто-то спрашивает. А если откажемся… Айэль, покажи.

Младшая нехотя заправила прядь за ухо, обнажив лиловый синяк под глазом.

— Ты нас уважаешь? Тогда пей. А иначе… — девушка вздохнула. — Хватит, отец. Это никогда не закончится.

— Послушайте, что скажет этот человек. Возможно, он сумеет помочь.

— И как? — средняя опрокинула стакан воды и поморщилась, как от водки. — Возьмет в жены и увезет в город?

— Первое — нет, — спокойно ответил я. — Второе — да.

Ильвас в молчании переглянулись.

— Что, просто так? — с недоверием спросила старшая, явно прожженная жизнью сильнее остальных.

— Почти. Мне нужны официантки в экзотический ресторан. Никакого секса — только разнос заказов, пение и танцы. Все, что я хочу взамен — это узнать, видел ли кто-нибудь из вас или ваших подруг рыжеволосую дворянку в красном платье. Молоденькую, худую, невысокую, с курносым носом и легкой россыпью веснушек.

— Я видела похожую, — младшая закрыла синяк прядью.

— Где? — сердце тревожно екнуло — неужели заброшенный вслепую крючок попал точно в цель?

— На винокурне в трех верстах от особняка. Ее построили в старом форте. Огромные баки, чаны, колбы, трубы — и это только снаружи. Все кипит, шипит, дымит, и это еще неизвестно, что спрятано внутри. Нас туда не пускают, но ходят слухи, что под крепостью целое подземелье. И охраны там — уйма. Пока всех обслужишь — ноги переклинит… — ильвас вздохнула и свесила голову. — Простите.

— Уйма — это сколько?

— Сорок девять.

— А оружие?

— Я ничего в нем не понимаю. Большие ружья, маленькие. Короткие, длинные. Толстые и тонкие… Много, в общем. Очень много.

— Хорошо. Большое спасибо. Собирайтесь — и выезжаем, Пан дал добро. А я пока обсужу кое-что с вашим отцом.

Мы вышли на крыльцо. Эйра сел на пенек и закурил длинную резную трубку. Я привалился к стене и уставился на трущобы.

Девушки меж тем быстро завязали немногочисленный скарб в узлы и бодрым шагом направились к автомобилю.

Никаких слез и долгих прощаний — для них это просто новая более престижная работа.

О которой, скорее всего, мечтают многие ильвас — вырваться из нищеты и прислуживать не пьяным деревенщинам, а уважаемым господам.

Я проводил их взглядом, выждал с минуту, зазернив момент, и сказал:

— Я понимаю, что у вас нет никакого повода мне доверять. Для вас я — точно такой же захватчик и поработитель, как и Хмельницкий.

Старик сощурился и выпустил длинную, похожую на змею струю, но ничего не ответил — то ли не желая перебивать, то ли молчаливо соглашаясь.