— Потрясена, как и всегда, вашим бесподобным вкусом декоратора, милая госпожа Нэя, — сказала ей Лата, впервые увидев витрину после её открытия. — Кто выделил средства на такое недешёвое художество? — спросила она. — «Зеркальный Лабиринт»?

— С чего бы «Зеркальный Лабиринт» будет украшать «Мечту»? Разве у него есть хоть какое сопряжение с модой? — увернулась Нэя, не зная, о чём осведомлена Лата, а о чём нет. Доверительных отношений между ними не существовало.

— Будто нет? — Лата улыбнулась, придав улыбке ту самую грубую «тонкость», на какую способны люди недобрые и наделённые привычной властностью.

В данный момент Нэя гуляла возле настоящего, а не игрушечного «Зеркального Лабиринта». Попадая сюда, она всегда испытывала особое чувство непреходящего детского восхищения. Благодарности неведомо кому, кто определил её не только жить рядом с таким вот архитектурным шедевром, а и впустил её в сокровенные волшебные недра. Тут жил её возлюбленный, а она была сопричастна его жизни. Да не снится ли ей такое вот, даже не везение, а колоссальное чудо её собственной судьбы? Она задрала голову вверх, любуясь хрустальной пирамидой на крыше, и вновь погружаясь, но уже только душой, в то, что сегодня ночью с нею там происходило… с ними…

Нэя прикрыла глаза от блеска сияющих небес и попятилась для лучшего обзора, как упёрлась спиной во что-то мягкое и пряно душистое. Сзади стояла Лата Хонг. Она будто бы и понимающе улыбалась. Будто бы имела пароль доступа в закрытые тайники Нэиной души. Нэя впервые подумала, что Лата чрезвычайно умна и проницательна. За шумными и эпатажными проявлениями расфуфыренной дамы были скрыты более глубокие слои её существа. Она являлась ещё одной маской в театре Нэиной жизни. Крупный напомаженный рот с дежурной улыбкой показался вдруг нарисованным.

— Какая радость увидеть вас тут! Вы как богиня ясного утра, милая госпожа Нэя. Встреча с вами обещает мне удачу в предстоящей поездке по сложным делам в столицу.

Обычно Лата предпочитала не замечать Нэю, встречая её за пределами территории «Мечты». По телу влиятельной дамы струилось тончайшими каскадами платье с броской аппликацией на груди. Нэя точно помнила, что не изобретала такого платья, у них и ткани такой не было. Открытые загорелые и в меру полные руки дамы были в цвет платью. Фиолетовые цветы украшали выпуклую грудь. Их живые прототипы, не умирающие даже в период межсезонья, были редкостью, поскольку их не любили за почти чёрный цвет и за некоторую непристойность самой формы цветка. Она напоминала то, что женщины тщательно прячут у себя под одеждой и открывают только мужьям и любовникам. Поймав оценивающий взгляд модельерши, Лата спросила, — Как вам моё платье?

— Безвкусное, — честно ответила Нэя. — Поскольку я, как и всякий профессионал своего дела, обязана говорить только правду.

— Мне подарила это платье одна особа. Хотя, как и подарила. Отплатила за некую помощь. Я решила надеть его раз-другой, а потом превращу его в ночное платье. Удобный и свободный покрой, да и ткань почти прозрачная. Пришлось вниз чехол напялить, а то без него я вроде как голая. Буду спать в нём со своим любовником.

— Он у вас есть? А говорили…

— Мало ли что о вас, к примеру, говорят. Или у вас никого нет? Вы же достойная вдова? А по поводу безвкусия, тут уж всё зависит от понимания самого вкуса. У всякого он свой. Я вот шла по городу, и все мужчины цеплялись за меня своими взглядами. Не юноши, конечно, а те, у кого возрастные проблемы со зрением, и укрупнённые фигуры лучше для их обозрения. — Лата тяжело вздохнула, будто устала от бега за уходящей молодостью. — Как только я вошла сегодня в «Зеркальный Лабиринт» по своим нехитрым делам, так все там утратили рабочее настроение. Вы не поверите, но меня там любят, в отличие от вашей прекрасной «Мечты». Люди из «Лабиринта» говорят, что я всегда вношу разнообразие в их довольно однообразный и налаженный алгоритм работы. Женщины сразу угощают меня напитками, отвлекаются, мы садимся на роскошные диваны, которые там повсюду, и болтаем. И если честно, только там я и могу поговорить по душам. Вы были в служебных корпусах?

— Нет, — ответила Нэя, — кто бы меня туда и впустил?

— А отчего бы и не пустить? Вы же не образованны, потому ничего не смогли бы там и понять. Следовательно, не смогла бы украсть никаких научных секретов. Точно так же, как и я у вас в «Мечте». Сколько я ни смотрю на процесс работы ваших швей, я ничего в том не соображаю.

— До чего же безвкусное платье, — решив задеть её в отместку, повторила Нэя. — Разве вас не устраивают мои платья?

— Вы ревнуете к конкуренткам из столицы? Платье весьма дорого. А ткань, вы только потрогайте, это же паутинка! Я с утра уже успела набегаться по нескольким объектам и даже не вспотела. Но вы правы. Отдам его уборщице из Администрации. Но предварительно заставлю её отдраить мне окна и полы в моём кабинете. А потом уж пусть радует своего муженька — работягу. Работяги, как я слышала, никогда не страдают утратой половой силы. Всегда здоровая физическая нагрузка, тренирующая все мышцы, и отсутствие избытка мыслей. Мысли-то зачастую и виноваты за нарушение многих функций в организме, особенно это касается половой сферы. Я никогда и никому не делаю даров за просто так. Люди не ценят того, что даётся задаром. Учтите это.

— Как же ваш любовник останется без подарка в виде такого чудесного наряда? — но Нэя совсем не представляла ничьих мужских рук, обхватывающих талию бюрократической дамы. Ни мускулистых рук работяг, ни рафинированных рук людей учёных, ни даже тех, у кого большие проблемы по части зрения. Про проблемы со зрением Лата пошутила, она была дамой заметной. Но её личное одиночество, будто предельно-тончайший купол отгораживал её от окружающей реальности, и никто не мог из-за этого к ней приблизиться, даже если и хотел. Мужа Лата не любила и при его жизни, как и он её, о чём все знали, потому горечь его утраты не была той причиной, что и поместила её под такой вот купол. Граница его ощущалась как нечто льдисто-колючее, и при попытке прикоснуться к Лате, всякий спешил отдёрнуть руку прочь.

— Ценю ваш юмор. Надеюсь, не насмешку. Вы считаете, что желать можно только вас? Но вы проницательны. Нет у меня никакого любовника. А если бы и был, разве это предосудительно? Что мне и осталось-то из отпущенных лет на чисто женские наши радости? Совсем ничего. А дальше наступление гибельной старости. Разве не жаль, что наше цветение под небесами столь коротко?

— Жаль, — погрустнела Нэя, искренне жалея её и вообще всех людей.

— Если бы вы были внимательнее ко мне, вы бы поняли, что я не ханжа. Хотя бы потому, какие самые экстравагантные ваши разработки находят во мне отклик. Я ненавижу только распущенность и откровенную уж грязь. С этим я всегда буду бороться. Наш город был построен вопреки всему, что есть вокруг нас за стенами. Вы и понятия не имеете, сколько людей отдали не только свои силы, но и жизни, чтобы город сиял тут своей красотой и передовым устроением всего, что здесь есть. Тут совсем другая жизнь, и тут должны быть праведные нравы. Ни разврата, ни пьянства, ни бандитизма здесь нет. А я всего лишь одна из тех малых частиц, кто включена в большую структуру поддержания всеобщего порядка. Не сам же по себе он стабилен? А любовь — это уж общественному порядку никак не вредит. Поэтому я, повторюсь, не надзиратель за всеми, а нечто совсем иное. Вы же привыкли к нравам и устроению в столице и прочих провинциях, потому думаете, что и тут также. Нет. По-другому. Строже, но и человечнее намного. Да и люди тут развитее гораздо. А вы натащили сюда всякого человеческого хлама, если честно, и я обязана следить, чтобы поражающая плесень не разрослась повсюду.