— Я натащила сюда грязи? — и помимо оскорбительного замечания, та самая ледяная грань существа Латы царапнула настолько ощутимо, что Нэя отпрянула в сторону, едва не утратив равновесия.

— Не имею в виду вас лично, нежная и безупречная госпожа Нэя! — заметно смягчаясь, произнесла Лата. — Но ваша помощница Элиан? Особа тёмная во всех смыслах, и в смысле образованности, и по части той жизни, что осталась в её прошлом. Вы хоть что знаете о ней, кроме вашего общего и бедного детства? Или те юные танцовщицы из столичных школ, где из них воспитывают будущих наложниц для преуспевающих развращённых дельцов? Вы же задумали сделать из них живой эталон для здешних девушек. Задача непосильная не только для меня, но и для целой, следящей за нравами, структуры города. Что уж говорить о вас! Ваши усилия тут никчемны. Вы добрая и кроткая творческая женщина. Чтобы уследить за порядком на вашей территории, я и взяла на себя такую вот тяжкую и неблагодарную роль. А у меня полно и прочих молодёжных объектов. И всюду, если честно, то же самое. Не следует ли нам с вами найти язык взаимопонимания не только в области вашего неподражаемого творчества? Вы можете подать заявку в Администрацию, чтобы вам выделили штатного помощника для ваших весьма запутанных хозяйственно-административных дел. Тогда я буду уже законно помогать вам в наведении должного порядка, с чем у вас, милая госпожа Нэя, не всё гладко. И напрасно вы думаете, что Элиан только и делает, что занимается вашими проблемами вместе с Цульфом. Вместе-то они вместе, но отнюдь не вашим процветанием они озабочены… Один с жадностью хватается за всякую возможность почувствовать себя молодым, другая с не меньшей жадностью занята обогащением, пользуясь его умственным помрачением. Мне же дорого не только моё время, но и здоровье. Я не металлический прицеп к общественной машине, чтобы тащить на себе непомерную тяжесть, пусть и полезной службы. А многие именно так и думают, взвалив на меня всё, что только можно. Сами же не вылезают из домов яств или из постелей с вашими вертлявыми танцовщицами, замаскированными под ваших служащих. Вы сделали из них подлинный соблазн, обрядив их ничтожные тела в роскошные текстильные фантазии. Ваш талант несомненен, а их, увы! тоже. Только талантом я это не считаю, конечно. Зачем устраивать театральные представления там, где надо только шить и продавать? Обширных, во всю стену, витрин у вас достаточно. Не игрушками их надо украшать, тут же не игровая зона для детей, а вашими изделиями.

Нэя сжалась от невольного страха. Представить себе такое, чтобы женственная по виду и железная, по сути, машина подавления каждый день утюжила бы её «Мечту», было невозможно!

— Вы, видимо, слишком заняты, потому и не рассмотрели, что у меня полно витрин с выставленной одеждой. Показы моды — праздник для наших девушек и женщин. Иначе они бы не ходили ко мне. И из сострадания к вашей нечеловеческой загруженности я никогда не дам согласия на то, чтобы вы стали должностным лицом и у меня. Работайте, где вам и предназначено, а свободное время тратьте на поиски возлюбленного. Ведь время для любви, и правда, бежит галопом. От женщин оно особенно быстро удирает.

Лата тяжело задышала, маскируя гнев тою же нарисованной улыбкой. — Я и не ждала другого ответа. Но я не теряю надежды на перемену вашего решения. А решение ваше очень значимо, поскольку у вас уж очень значимые покровители. От того у вас и свобода. Или вы думаете, что я вас так чту, что советуюсь чисто из дружеских побуждений?

— Нет, — засмеялась Нэя искренне, — Я так не думаю. Я никогда и не считала вас своей подругой.

— Напрасно. Знали бы вы, как услаждает мой слух ваш хрустальный голос, радует ваш смех. К чему вам витрины, когда вы сама одушевлённая витрина как природной, так и рукотворной красоты…

— Вы тяжело дышите, у вас проблемы с сердцем?

— У кого есть сердце, у того всегда будут и проблемы. К счастью, я здорова пока. В отличие от вас я уже набегалась по служебным делам. Мне никто не даёт возможности спать сколько хочется. Мне и себя и дочь кормить надо, и о будущем её думать, раз отца нет. А я, видите ли, — она опять тяжело вздохнула, — вхожу в обладание наследством своего мужа. Он не был бедняком. Его родителей, как понимаете, давно нет, родных нет. Да ведь сколько жадных пастей разинуто вокруг всякого чужого добра! В каждую такую пасть хоть что-то, а засунь, иначе найдут повод всё отнять. Я вся в хлопотах. Как только вступлю в наследство, покину сей прекрасный уголок, какой он для вас, а для меня унылая крепость, хотя и раскрашенная. Стану богатой и куплю новёхонького мужа не только своей дочери, но и себе. Вы же не считаете, что я вдова без надежды скинуть с себя этот почётный, а такой тягостный ярлык?

— Как же я могу так считать? — промямлила Нэя.

— А вы? Уже сбросили его с себя?

— Что?

— Да ярлык вдовы! Наверное, это сладостное чувство опять ощутить себя живой и горячей женщиной? Вдвойне сладостнее, чем чувство невесты. Поскольку юные девушки ничего не ценят. Чем бы им и ценить дары любви? Только у женщин все необходимые для того органы чувств и развиты. Для полного впитывания в себя мужской страсти. А ведь и её надо уметь возбудить и поддерживать. Скажите, а он страстен? Ваш прекрасный друг… Вам с ним хорошо?

Нэю обдала плотная волна стыда за чужое бесстыдство. Шляпка скрывала лицо Нэи наполовину, и Лата, хотя ничего не заметила, отлично всё считывала. Прощупывала её реакцию, зачем-то ей важную, — Хотя о чём я и спрашиваю? Всё написано у вас на лице.

Но лицо-то как раз и было скрыто полями шляпы.

— А то знаете, бывают такие обманки. Внутри ничего нет из того, что обещает оболочка. Пустые люди. Статисты в спектакле жизни. Но я всегда таковых чую. Я обладаю нюхом на талант чужой души.

— Вы говорите как Ифиса.

— Ифиса? Ифиса — Лан?

— Вы с ней знакомы?

— Нет, конечно. Откуда бы? Бывала по молодости в театрах. Помню. У вас столько необыкновенных знакомых и друзей. Вас любят самые необыкновенные мужчины. А я? Не хотелось бы, знаете, быть бездарной статисткой в чьём-то чужом спектакле. Вдруг и мне дадут свыше, пусть и не главную, а только второстепенную, но всё же запоминающуюся роль? — Лата бесцеремонно сняла с головы Нэи красивую шляпу из твёрдого кружева, пропитанного особым составом. Поля украшали ягоды и цветы. — Чудная вещица! Я беру её немедленно. Деньги принесу, как зайду в следующий раз. Я ваш самый преданный и щедрый клиент-покупатель, — Лата примерила шляпку, глядя в зеркальную фасадную стену здания. Она едва не плясала от удовольствия при виде своего несколько размытого отражения. Отнять шляпку сразу Нэя не посмела из-за её искреннего восторга, но расстаться с этой вещицей она тоже не могла.

— Вы всё равно гуляете по лесу, а там тень и прохлада, — утешила её Лата. «Легко таким людям жить», — опешила Нэя. — «Они берут всё сами, не считаясь ни с кем». Рудольф любил эту шляпку. Когда они гуляли вместе, он, играя, хватал губами кристаллические ягодки. После чего говорил, что теперь ему нужны ягоды живые, и начинал целовать её в губы…

Нэя вздохнула. Лата заметила, — Я что-то сделала не так?

— Видите ли, госпожа Хонг, ягоды сделаны из натурального самоцвета. Они принадлежали моей маме. Были сохранены и отданы мне бабушкой. Я и прикрепила их на шляпу. Очень дорогая мне вещь не только потому, что цена её действительно немалая.