— И чем же вы её одарили? Разве что несчастьем…

— Я подарил ей свободу. Она была моей личной рабыней. Или она думает, что такая ловкая, раз сумела удрать от человека, от которого и паук не ускользнёт? Если это паук из его личного подвала.

— Проваливай, рабовладелец! — Рудольф исказился как от проглоченной и немыслимой кислятины, — совсем сдурел?!

Тот молчаливо встал, тарелка с недоеденным десертом свалилась на пол, но он не обратил на это внимания, как и на свои запачканные взбитым кремом штаны. Он ушёл, не прощаясь, оставив после себя, казалось, тёмное пятно как свою незримую страшную ауру, не успевшую за ним уйти следом.

— Кто он? — спросила озадаченно Нэя, — почему он рядом с тобой?

— Рядом? Когда это он был рядом?

— Тогда… — и она не стала договаривать, не желая портить вечер окончательно. Рудольф подозвал знаком обслугу, шныряющую то тут, то там, и велел убрать брошенную тарелку и остатки десерта на полу.

— Есть особый тип людей, — сказал он, — они всегда мусорят вокруг себя и мусорят в душах других людей. Даже уходя, они всегда оставляют свой грязный след. О ком он тебя расспрашивал? Чью дрянь ты нацепила на свою руку? Тут же обитает полно больных людей. Помни это всегда. Какие ещё подарки и от каких таких подруг? — Рудольф вынул из кармана дезинфицирующую влажную салфетку в упаковке, вытащил и тщательно протёр запястье Нэи. Чтобы исправить положение, он вдруг решил развеселить её фокусами. Он засунул руку в глубину её корсета и вытянул оттуда браслет! Тот самый браслет с нежно-лиловыми переливчатыми камнями, выброшенный ею когда-то в дорожную пыль! Она узнала его сразу же. Или он был умышленно создан Рудольфом по образцу того утерянного. — Мой подарок намного лучше, — произнёс он, тая от удовольствия и закрепляя браслет на её запястье. Она поднесла руку к скудному свету, еле теплящемуся на ветке древовидной лианы. Камни мерцали двумя цветами одновременно, то зелёным, то нежно-розоватым. Это выглядело настолько восхитительно!

— Тогда я очень долго над ним возился, когда и делал его ради тебя. Да и теперь пришлось повозиться. Камни пришлось очищать от воздействия неблагоприятной среды. Ведь неизвестно, какие руки прикасались к ним. Теперь они реально новорожденные. Очень редкие самоцветы, уникальные. Найти такой самородок было редчайшей удачей. И когда я его обрабатывал, думал о тебе. Потому он и засверкал после обработки таким уникальным цветом. Он буквально впитал в себя твой образ. И ты уже не должна его терять.

— Как его имя? — спросила она.

— Разновидность хризоберилла. А как его называют тут, я не знаю.

— Какая необычная, переменчивая игра цвета у кристаллов, — произнесла она, — назову его рудольфит.

— Да ну, тупо же звучит, — не согласился он. — Как графит или нефрит.

— Тогда пусть он будет нэилит?

— В честь тебя? Отлично.

На самом деле Нэя подумала о Нэиле, но обрадовалась, что Рудольф подумал иначе. — Хо-хо, отлично! — повторила она.

— Давай без этих «Хо-хо» и прочих местных прибауток, — он поморщился.

— Ладно.

— Хочешь местного вина? Здесь дорогое и качественное. Тебе немного не будет вредно. Оно не крепкое, но оно раскрепощает. Вечером от него ты будешь любить меня особенно остро. Увидишь.

Нэе не хотелось вина, она никогда его и не пробовала, помня наставления бабушки и Тон-Ата, но хотелось прогнать тень, оставленную тёмным человеком. И хотя столь неожиданный подарок обрадовал сильно, браслет «Ягодной Булочки» было очень жаль, как и саму его обладательницу. Нэя мельком подумала о наивной юности маленькой несчастной танцовщицы, прибывшей в столицу за своей мечтой, а попавшей в жуткую паутину паука-рабовладельца. Лучше бы браслет остался у обедневшей Ифисы. Сердце защемило от запоздалой жалости и к ней тоже.

— Это не вино, а нечто вроде загадочного эликсира. В отличие от алкоголя он не оказывает разрушительного воздействия на барьеры печени и не отравляет кровь. Он только способствует активной выработке эндорфинов, проще радости и насыщенности ощущений, но опять же без разрушительных последствий для органических структур организма и без всякого пагубного привыкания, как алкоголь или наркотик. Я слышал местную легенду, что его рецептуру хранят жрецы бывшего и отринутого давно культа для своих тайных ритуалов, но кто-то спёр эту тайну, или же они сами её продали. Неизвестно.

Нэе хотелось веселья. Принесли странную бутылочку в виде голой девушки из синего стекла. Рудольф тщательно протер её чистой салфеткой и для чего-то лизнул фигурку между ног. Нэя засмеялась.

— Ничего смешного, — сказал он, — так определяют подделку. У фальшивки надпись выпуклая. Они стали дурить посетителей гадостью, но не умеют так тонко подделывать надпись. Подлинная надпись похожа на голографию. Кажется, что она выпуклая, но она гладкая на ощупь. Она внутри стекла.

— В чём и отличие?

— Подделка — дешёвое пойло, а подлинный напиток, а это больше напиток, чем вино, дает незабываемые ощущения. Но я давно понял их фокус. Они меня запомнили и боятся.

— Ты разве часто это пьёшь?

— Я нет. Но приходилось тут бывать. С друзьями, например.

— А у друзей были красивые платья? Их было также удобно расстёгивать?

— Не ревнуй. У меня и вообще-то было мало женщин даже в период моей свободы, а теперь и подавно никого нет.

— А я?

— Ты не женщина, ты дар, инопланетная нимфея.