— Руд не женат на Гелии. Радуйся, раз уж ты красивейшая женщина континента, — процедила Нэя.

— Не женат? — удивилась Азира. — Что же он не отлипает от неё и зачем столько денег отдаёт?

— Ты всё о деньгах…

— Как же о деньгах-то не думать? Может, предложишь мне идти на фабрику, где моя мать всю жизнь работает, и спать рядом с нею в нищем бараке?

— Зато на чистых простынях с чудесными снами в обнимку. С Нэилем, который приходит из Надмирным селений…

— Я не вижу хороших снов! Только кошмары одолевают меня! Нэиль любил меня не во сне! А так, как было прежде, по-настоящему, и будучи воплощённым в отличного крепкого мужчину. Зачатие было самым настоящим! Ты слышать-то способна? Или от собственной ревности, что меня, а не тебя трахает тот, кого ты обзываешь «мужем Гелии», ты и сама впадаешь в психическую невменяемость? Так уйди от старика, вернись в столицу и предложи ему себя! Он о тебе, похоже, не забыл!

— Не знаю, кто там поимел тебя на острове…

— Это был Нэиль!

— Это было твоё безумие.

— Не хочешь, чтобы я жила тут вместо тебя, так и оставайся. Этот дворец настолько огромный, что если сложить вместе тот дом, где ты жила прежде, барак, где живёт моя мать, и кучу соседних с ним лачуг, то и тогда это обиталище твоего Тон-Ата будет больше! А там столько семей жило! А здесь ты, Ласкира и сам дед. Даже слуги приходят и уходят потом в свои дома. У Тон-Ата есть такие дворцы и башни на каждом из островов Архипелага. Мне Ал-Физ рассказывал. Вам жалко для меня и будущего ребёнка пару комнат? Мне и слуг не надо, если только обедать буду с вами вместе.

— Зачем ты тут нужна? Кому от тебя тут радость?

— Меня Ласкира всегда любила. А я любила твоего брата! Жду ребёнка от него! А ты такое говоришь…

— Если бы такое говорила та девочка — «чучелко» из детства, я бы поняла. Но ты уже взрослая. Попытайся же растолкать своё засыпающее здравомыслие и пойми, какой ещё ребёнок от Нэиля? Прекрати терзать уже мою душу, если твои мужчины довели тебя до безумия!

— Тогда я не желаю быть твоей подругой! И больше ты меня тут не увидишь!

Это была последняя ночёвка Азиры в их доме. Впоследствии женщина-ужас, терзающая её, уже не появлялась. Но не потому, что выполнила свою угрозу. Тон-Ат сам прекратил все свои контакты с посланниками Ал-Физа.

Как могло такое быть, что травмирующее воздействие от встреч с Азирой, ощущалось до сих пор? Упрямо, как острая игла из раскроенной ткани и там забытая, Азира вдруг сильно прокалывала её, и Нэя внутренне вскрикивала от этого укола. Забытая, маленькая и паршивая, она причиняла неожиданно сильное страдание ничтожным, но глубоким проникновением в живое тело. И оказывается, он тоже эту «женщину-ужас» не забыл? Он свалил на Гелию бесчинства, вытворяемые тут Азирой, но интуитивная Нэя всё поняла. Понимал ли он жуткую пошлость Азиры? Ведь той и нечем было прикрыть своё «сожжённое», внутреннее опустошение, кроме обольстительной внешности и специфического умения «особой девы». Тварь бездарная, ибо талант всегда эманация души, а что могла излучать из себя подобная скособоченная душа? Только пакость. Всё он понимал, он просто хотел иногда быть скотом.

А вот Гелия органически не была способна на низость, возвышенная всегда, во всём. Нэя как-то отбросила ту подробность, что именно Гелия и была виновницей того, что Азира очутилась в одну из тоскливых ночей у вечно заброшенного Рудольфа. Особенность самого места была такова, что вызвала наплыв образов прошлого. Вроде бы, давно и спрессованные в глубине памяти, засыпанные последующими днями и годами, они оказались такими легковесными, способными к быстрому подъёму в настоящее, внезапно замутив его какой-то взвесью. И если Гелия вспоминалась как былое украшение этой хрустальной башни, чей едва уловимый аромат, смешанный с печалью, всё ещё витал тут до сих пор, то дух Азира был таков, что хотелось бесконечно выветривать его отсюда. Она обладала свойством осквернять всё, к чему прикасалась. Отчасти Рудольфа можно и пожалеть за то, что одиночество с Гелией толкало его в объятия таких вот «особых дев». Никто не дал ему возможности выкарабкаться из той провальной трещины, куда он скатился. Может, Гелия его туда пихнула, может, сам он туда свалился. Какая теперь разница. Ей, Нэе, придётся его оттуда вытаскивать, исцелять и чистить от грязи.

— Сначала я привыкну к новому месту, заново привыкну к тебе, — сказала она, целуя его в грудь, — а потом я буду тебя исцелять.

Он ответил ей поцелуем в губы и ничего не сказал. Он взял маленький пульт и включил мягкое освещение, голубовато-изумрудное. Стены обладали ещё и такой способностью, что сразу становились непрозрачными и начинали светиться. Одновременно возник тихий и равномерный шум-шелест, будто где-то в отдалении великанша полоскала огромную простыню.

— Что это? — удивилась Нэя.

— Шум океана, — сказал он. И возникло веяние чего-то свежего и вкусного.

— А это что?

— Запах спелого арбуза и морского прибоя.

— Что это «арбуз»?

— Арбуз — большая вкусная ягода, размер её превышает голову самого головастого из людей.

— Разве возможны такие ягоды?

— У нас бывают. В ваших степях их можно было бы и выращивать с вашим климатом, но кому тут?

— Хочу попробовать. Клубнику я пробовала.

— Где? — удивился он.

— Антон угощал, — солгала Нэя.

— Я завтра принесу тебе целое блюдо клубники, хочешь?

— Да.

— Ты и сама ягодка-клубничка, — сказал он как доктор Франк, — хотя это и звучит пошло. А ты настолько чистое и милое создание, лапочка ты моя.

«Кем была для тебя Азира? Как ты её называл»? — хотелось спросить Нэе, но понятно, спросить об этом она не могла. «Нет, она была запахом протухшей специфической рыбины, которым объевшиеся всем на свете гурманы приводят в чувство притупленный аппетит. Она протухла душой с самой ранней своей поры. А уж почему так произошло, уже неважно».