Если бы он сказал: да! Да! Завтра же пойдём туда. Это подействовало бы как таинственный речитатив заклинателя бурь. Но нет! — Что именно ты хочешь? Уйти от меня? Я не колдун и никакой магической цепи у меня нет. Перестань, наконец, жить в хрономиражах и истязать меня заодно. Прошлого не исправить! Или прими его или… уходи… То есть, я сам уйду, а ты можешь тут жить. Я не буду приближаться, чтобы столь утонченная особа не стыдилась того, что у неё такой вот неподходящий друг…

Она не верила его угрозам, он всего лишь психанул. Никакой решимости с нею расстаться в нём не было. Она могла бы дать ему облегчение, рассказать о странном визите Чапоса в ту каморку в «Ночной Лиане», но не стала, корчась не столько от того, что прошлое неотвязно шествовало за нею по пятам. Она и не могла отринуть это прошлое, поскольку именно там хранился тот самый заколдованный ларчик, в котором сиял драгоценный кристалл, невещественный, вне времени, вне пространства, он синхронизировал все имеющиеся в ней временные потоки в одну и единственную любовь, — другой не было и не будет. И даже не от отказа, ставшего привычным, пойти в Храм Надмирного Света, она корчилась, а от восставшей ревности к несуществующей уже Азире, завладевшей её прошлым, в котором он любил эту «особую деву», приравнивая красоту той к красоте надводных цветов, которыми сама Мать Вода украшала свою водную плоть. А то, что и сама обозначалась им «нимфеей», — так она не понимала значения загадочного слова, он ни разу не дал перевода. Она считала, что «нимфея» некая разновидность бабочки, обитающей где-то, откуда он и прибыл.

Нащупав его болезненную точку, — а ему жутко не нравилось упоминание Нэиля, — она продолжала генерировать колючий и сорный вихрь бесплодных уже упрёков, — Потом его похоронили в глубину пластов Паралеи. Я кричала и валялась на той плите, которой его придавили поверх почвы. Зачем? Разве мёртвые тела способны выходить? Если души навсегда покидают их? И там он до сих пор. То есть не он, а то, что от него осталось, от его прежнего, самого красивого на Паралее существа. Как я могла сразу после всего приблизиться к тебе? Я простила, потому что любовь и не подумала уйти, осталась во мне. А ты не простил мне ничего! Тон-Ат говорил, что человек всегда может простить другого человека за подлость, какую ему этот человек причинил, но никогда не прощает другого человека за свою личную подлость, если совершил её против него. Поэтому преступники никогда и не прощают своих жертв, а те, кто стали чьими-то жертвами, прощают часто. Ты издевался надо мною, ты ненавидел меня, будто я в чём-то была виновата перед тобой. Хотя я дала тебе столько ночей любви… И вот я воспользуюсь данной мне свободой, за которую заплатила уже, и…

И Нэя ушла из хрустальной пирамиды в своей мятой кружевной кофточке и синей, как земное небо, юбке, забыв свой корсет. С порванной шнуровкой он валялся у постели. Рудольф не смог его развязать и просто разорвал. Он подумал о том, что она пойдёт в таком мятом виде у всех на виду, она даже забыла причесаться от огорчения и вспыхнувшей старой обиды. Или всё ещё пребывала под воздействием наркотического напитка, которым он, не просто давно уже местный тролль, а тролль порочный, её напоил. Под густыми и сплошными кронами нельзя было рассмотреть дорог, проложенных внизу. Рудольф ясно представил себе, как она идёт, погружённая в себя, с неряшливо завязанной вокруг бёдер и сползающей юбкой, босая. Туфли были утеряны в «Ночной Лиане», и хорошо ещё, если не плачет при этом, а встречные воображают о ней и о нём чёрт знает что.

Артур гулял по лесопарку, как обычно, забредя практически в лесную уже глушь. На цветастой полянке он увидел сидящую там девушку в белой воздушной кофточке и ярко-голубой юбке. Она плела гирлянду из цветов. Какое-то время Артур из зарослей наблюдал за ней, пока не узнал вдруг Нэю. Она подхватила распущенные волосы и ловко скрутила их, завязав растительным жгутом, так что получилось вроде косы, увитой цветами. Красиво! Артур вышел. Нэя была босая и лицо её показалось ему чрезмерно бледным. Во всяком случае, он рассмотрел голубоватые тени под глазами.

— Гуляешь? — спросил он, преодолевая застенчивость.

— Да вот, голова вдруг закружилась… — ответила она. — Отдохнуть решила. — Она суетливо стала отряхивать юбку от насекомых, нагло ползающих по ткани. Попыталась подняться и опять села. Артур сел рядом и глянул сбоку на неё, — Тебе контактный браслет передал Антон? — спросил он. — Я у озера его нашёл…

— Передал, — Нэя вздохнула, как будто ей не хватало воздуха.

— Если тебе нехорошо, я могу отнести тебя на руках до твоего дома, — предложил он, отчего-то отчётливо чувствуя, что её состояние непривычно-болезненное.

— Я тяжелая, — ответила она.

— Ты? — он встал и протянул ей руку. — Ну, тогда помогу дойти. Туфли твои где?

— Потеряла, — ответила она, пошевелив пальцами своих маленьких ступней, нежных и как-то по-детски трогательных. И добавила, — Пока шла, все ноги исколола.

— Так по лесу надо в походных ботинках гулять, — наставительно сказал Артур, по-прежнему скрывая в напускной суровости собственное смущение, — Да и стиль одежды, не подходящий для утренних лесных прогулок…

Она встала, пошатнулась. Кофточка сползла с одного плеча, оголив такую же нежную и трогательную в целом хрупкость, будто пред ним была не взрослая женщина, а очень юная девушка. Было довольно прохладно, вся лесная растительность вокруг переливалась от ночной и не успевшей испариться росы. Нэя заметно вздрагивала. Артур ощутил внезапное волнение и неожиданно бережно поправил кофточку. Юбка была завязана каким-то узлом на бедре, так что один край юбки был выше другого. Выглядело неряшливо, но тут могли быть и тонкости местной моды, в которой Артур не разбирался. Ловко и быстро он подхватил её на руки.

То, что ему ничуть не тяжело, она сразу же ощутила, как будто вес её исчез, — Увидят же… — она попыталась сопротивляться, но решила, что так даже лучше. Быстрее будет дома, а уж там и отлежится. Артур размашистым шагом уже шёл по лесу, напрямик, чтобы сократить путь. Его высокие ботинки сминали густую траву, защищая и от колючек, и от возможных влажных впадин.

— Да кто увидит? Раннее утро. Никого вокруг. Ты зачем так рано гуляешь, если тебе нездоровится?

— Внезапно как-то накатило, — ответила она, дыша ему в грудь и пряча лицо. Даже если кто встретится, то не узнает. По его ровному дыханию даже не чувствовалось, что ему хоть сколько-то тяжело. От него шло такое успокоительное надёжное тепло, как от родного человека. Мальчик обладал незаурядной силой, как и его отец…

Возле тропинки, выводящей из леса к «Мечте», она потребовала отпустить её и, даже не поблагодарив его, избегая глядеть в лицо, побежала к калитке в ограде, окружающей здание на холме. Да Артур и не нуждался в её благодарности. Он сделал то, что и был обязан. Сев на отполированное бревно, он уставился себе под ноги, даже не пытаясь проанализировать, что с нею произошло. Почему она оказалась в лесу такой ранью и в таком странном, в общем-то, виде? Припомнился тот самый вечер, когда он провожал её из подземного города на поверхность, и Нэя была в таком же небрежном виде, лохматая, как будто её терзали или жевали…