— Да не собирался я к тебе! Можешь хоть сейчас отправляться на свои подпольные сборища, ни для кого уже не тайные! Где ты и будешь изображать бесчувственную статую своей водной матери! Не завидую ничуть тому, кому ты там соизволишь стать дополнением, чтобы отморозить ему причинное место!

— Ты о чём? Не притворяйся, что веришь в подобные бредни обо мне, — примирительно промурлыкала Гелия. — Если Ифиса настолько тебе вдруг понадобилась, можешь поехать к ней, проверишь, вдруг она дома? От счастья она уж точно вообразит себя птицей и будет почти летать, сшибая всех с грохотом и топча их по ходу движения своими тяжёлыми ножищами… — Гелия и тут не могла удержаться от издевательств над собственной подружкой, преувеличивая её габариты. — Я не думаю, что она нужна Ал-Физу, если никому в целом мире не нужна! Она же не просто так оставила прежнее приличное жильё и поселилась в дешёвом квартале. Сказать, где она теперь живёт?

Подбирать обслюнявленные объедки со стола Ал-Физа? Да ни за что на свете! Ифиса окончательно покинула его мысли.

Но и об Азире он искренне забыл. Она же, как потом выяснилось, стала маниакально преследовать Гелию.

— Ему не понравилось, как ты одеваешься, — сказала ей Гелия, чтобы отвязаться.

— Так подари мне пару своих платьев, — потребовала Азира, — поскольку я веду чистый образ жизни, а потому бедна.

— Я не занимаюсь благотворительностью. Это очень уж неблагодарное занятие, и я от него устала давно.

Однажды Азира ввалилась к Гелии со своим нищенским узелком и попросила прибежища на пару ночей, поскольку ввиду затянувшегося безденежья хозяин жилья выгнал её за неуплату вон. Было так в действительности или инсценировка, но «пара ночей» перетекла в месяц проживания в одной из самых заброшенных комнатушек в огромной квартире Гелии. Гелия деликатно, но пыталась выставить мнимо бездомную коллегу по «высокому искусству». А та канючила о продлении срока милосердия ещё на пару ночей. Азира выжидала его прихода. И дождалась.

Она вышла однажды утром ему навстречу в прихожую в невнятном каком-то одеянии, почти неглиже, отчего её великолепное тело было отлично проявлено через несуразную тряпицу. Она зарделась уже вовсе не косметическим румянцем, а подлинным, и внезапно обняла его за шею, повисла на нём, ввергнув в ошеломление. Но никакой ответной радости не было и в помине. Он стоял, — руки по швам и ничего не чувствовал. Не возникло даже того специфического чувства, что накрыло в «Ночной Лиане» поначалу. Кто-то свыше на запрос души выслал навстречу убогую имитацию вместо желаемого образца, что был напитан когда-то ливневой свежестью, первозданной чистотой…

— Я знала, что увижу тебя, — промямлила она детским от беспомощности голоском. — Я скучала…

Или же ловко сыграла неконтролируемое волей проявление девического счастья. Не встретив ответного порыва, она быстро куда-то улизнула, а пришла уже в столовую, наряженная в розовато-телесное и очень тонкое платьице, опять настолько узкое, что вполне можно было обойтись и без него — по любому ничего оно не скрывало. И опять удивила тем, что он успел о ней забыть. Так человек забывает, придя в гости, о хозяйской кошке, которая только что тёрлась у него в ногах по своей кошачьей привычке проявлять любопытство. Бывают такие радушные до чужих посетителей дома кошки.

— Что за платье у тебя! — раскритиковала её Гелия, — где ты такой кошмар раздобыла? Оно же детского размера.

— Я в этом платье принимала участие в конкурсе ещё в школе, где меня признали лучшей все представители конкурсной комиссии. Это Нэя шила. А что?

— Да не выдумывай! Нэя не могла создать такую нелепицу! — возмутилась Гелия. — Она никогда и никого не обслуживала. Она творческий человек и творила только ради меня. Ну и себя, конечно. Разве она с тобою дружила?

— Может, и не Нэя. Мне его Эля отдала.

— Вот это ближе к правде, хотя я совсем не помню, кто такая Эля.

— Ну, та милашка с розовыми волосами, как ни у кого, пожалуй. Она тоже училась в Школе Искусств. Ты её не помнишь? — Азира скорчила умильную рожицу, непонятно что этим изображая. Элю или своё к ней отношение.

— У меня память слишком драгоценная, чтобы я помнила какую-то Элю. Я и о тебе-то вспоминаю лишь тогда, когда ты вертишься рядом, — Гелия вообще была груба с теми, в ком не видела для себя никакой пользы. Но это было тут, пожалуй, и нормой. — Кстати, когда ты перестанешь путаться у меня под ногами в моём собственном доме?

— Сегодня и уйду, — ответила Азира.

— Нашла себе уютную спаленку где-то, помимо моего дома?

— Никакого уюта я у тебя не обнаружила, — дерзила Азира в ответ.

— Как заговорила! Отыскала кого-то, кто не против тебя приютить? — спросила Гелия.

— Да. Именно того, кто вытащит меня из убожества, где я вынуждено оказалась. Не по своему выбору. Разве Надмирный Отец даёт нам выбирать в каком месте, из какой матери вылезти?

— Фу! Какая же отвратительная манера речи! — возмутилась Гелия. — Да ты разве слизняк, который вылезает из своего кокона. Человек рождается, а не вылезает! У меня тоже были незнатные родители, и я жила в бедности. А это не стало помехой для меня, чтобы реализовать мои таланты и устремления.