26. Март, 1944. Париж. Булонский лес.

План Парижа, циркуль, флажки на подставочках... Мейснер с деловым видом изучает свое хозяйство, не забывая время от времени строго поглядывать на Родэ.

— Фельдфебель! Вы что, спите?

— Никак нет, господин лейтенант.

— Запросите обстановку на рю ль'Ординер.

Родэ — голова в наушниках — дует в микрофон рации дивизионной связи, переключает тумблер и монотонно бубнит:

— Я Родэ, я Родэ... Закс, лейтенант запрашивает обстановку... Ну? У нас тоже дождь.

Щелчок. Сопение. Ответ:

— Без изменений, господин лейтенант.

Третьи сутки — и «без изменений». Скрытые посты гестапо и полиции, ведущие наблюдение за АВС, антикварным магазином, особняком де Тур в Сен-Жермен де Прэ и подъездами домов на рю Боссэ и рю д'Альжери, не радуют новостями. А сколько было надежд! Мейснер, получая приказ Рейиике об организации слежки, продумал, казалось бы, все. Райле выделил ему нужное количество раций. Шустер откомандировал Родэ, а бригаденфюрер лично обеспечил группы достаточным количеством легковых машин.

...Все началось с Гранжана. Райле привез ого в Булонский лес, предварительно выдав чек на аппетитную сумму. Ройнике, выслушав рассказ, добавил свой — на вдвое большую. Сказал:

— Помогите найти Дюрана.

Гранжан независимо закинул ногу на ногу — стены гестапо, где многие съеживались и вели себя скромнее скромного, не произвели на него впечатления.

— Все, что мне известно, я изложил, господа. Я бухгалтер, а не детектив.

Гауэнер поморщился.

— Когда вы видели Жюля Дюпле в посредний раз? Постарайтесь быть точным.

— Давно... Нет, не вспомню. Может быть, потом... Я мельком видел его в антикварной лавке.

— Адрес помните?

— Где-то на улице Ординар. Право же, господа, вы многого от меня хотите!

Рейнике вложил чек в конверт, протянул Гранжану.

— Вы себя недооцениваете, милейший. У вас большое будущее.

— Не понял!

— Полковник Райле взял у вас подписку?

— Вы оскорбляете моия!

Мейснер, сидя за шведским бюро Гаузнера, подумал, что Гранжан похож на крокетный мяч. Райнике и не таких загонял в «ворота». В принципе он мог бы обойтись и без чека: субъекты, подобные Гранжану, чаще идут на вербовку по «идейным» соображениям.

— Милейший Гранжан,— сказал Рейнике и стал снимать с рукава пушинку. — Вы, по-моему, не из тех, у кого слова опережают мысль. Быть нашим союзником — разве это плохо? Марксизм одинаково противен вашим воззрениям и нашим политическим принципам, выходит, мы где-то смыкаемся, ведь так?

— О, не во всем! — быстро сказал Гранжан.

— Вы считаете Дюрана врагом Франции?

— Безусловно!

— Мы тоже. Что же вам мешает?

...Из штаба Гранжан вышел с двумя чеками и псевдонимом, и Гауэнер, внося его в агентурный реестр, посоветовал звонить почаще в Булонский лес.

Гранжан позвонил в первых числах марта, ночью:

— Я его видел.

— Кого? — не понял сонный дежурный.

Гранжан объяснил, сказал, что дело срочное, но дежурный гауптштурмфюрер ограничился тем, что сделал запись в журнале и предложил позвонить еще разок — утром.

Мейснер давно уже не видел, чтобы Рейнике бушевал так долго. Гаузнер отправил гауптштурмфюрера на гарнизонную гауптвахту СС и вызвал взвод фельд-жандармерии, чтобы ехать в Сен-Жермен де Прэ.

— Они у меня заговорят...

— Информируйте уполномоченного СД в «Арбайтсайнзатц»,— сказал Рейнике.— Пусть понаблюдает за Лютце.

— Вы против ареста, бригаденфюрер?

— Только этого не хватало! Позовите Гранжана, Мейснер.

Мейснер выглянул в коридор, крикнул:

— Зайдите!

— Простите, Гранжан, что пришлось ждать. У нас мало времени, и я прошу вас коротко — очень коротко — ответить: вы не обознались?

— Нет... Лицо как будто чужое, но это он!

— Аннет де Тур — ваша родственница? Близкая?

— Очень дальняя.

— Ее взгляды, убеждения? Могла она знать, кто такой Дюран?

— Теперь он не Дюран, а Дюваль, редактор из Тулузы. Что же касается Аннет, то она, насколько я помню, всегда была вне политики.

К середине дня с Кэ д'Орфевр поступили данные, что редактор Дюваль проживает на рю Вандом. Мейснер с нарядом ринулся туда, но квартира была пуста — Дюваль на ночевал. Наряд засел в квартире и привратницкой, предварительно отправив консьержа в Булонский лес. Гаузнер предложил информировать Берлин, но Рейнике так посмотрел на него, что комиссар осекся.