Но радовался я преждевременно.

Несмотря на то, что мы снова связались с гильдией, Лисса все так же не желала говорить со мной. Она не оставляла мне ни единого шанса объясниться с ней, а то, во что превратились наши сражения с теларом… Лучше бы и дальше сидели дома. Невыносимо видеть ее такой — прячущейся за моей спиной, не способной попасть во врага, беспомощной. Я ведь знаю, что Лисса не такая. Что ей самой претит подобный поединок в стиле слабейших из веятэ.

А хуже всего, что она больше не хочет пользоваться моей магией. Она берет из источника мизер, отправляя остальное мне — и такие откаты весьма болезненны. А ведь я почти забыл, что так бывает.

Я не оставил идею все же поговорить с Лиссой, выяснить отношения и признаться в чувствах. Но подходящего случая все не представлялось, а ситуация лучше не становилась. Я все чаще замечал, с каким мрачным видом смотрит она в никуда, мысленно находясь где-то далеко. И мне не нравилось то, что я видел в ее взгляде в этот момент.

Лисса утратила волю к жизни. И это нужно было срочно исправлять.

Поэтому, когда Лисса в очередной раз сбежала от разговора, я решил твердо настоять на своем, невзирая на ее сопротивление. Если не получается по-хорошему, пора делать по-плохому и забыть о воспитании. Сейчас оно только мешает.

Без разрешения я зашел в комнату Лиссы, куда никогда не заглядывал, собираясь заставить девушку выслушать меня. И остановился, обнаружив, что Лиссы тут нет. Зато слышался шум воды за дверью умывальной комнаты.

Идеально. Оттуда она точно не сбежит и не спрячется. И…

Я вспомнил слова матушки о том, что лучше действовать, чем говорить, и не смог сдержать предвкушающей улыбки. Да, это должно подействовать. Она будет растеряна — и я точно смогу до нее достучаться.

Не позволяя себе сомнений, я торопливо разделся и направился к Лиссе.

Конечно, она растерялась. Конечно, обстановка совершенно не располагала к серьезному разговору. Конечно, я никогда не думал, что буду признаваться в любви в душе, практически силой удерживая любимую рядом.

Но какое же это наслаждение — касаться ее, вжиматься в нежное и одновременно сильное тело, кожа к коже, и никаких препятствий между нами. Видеть ее без маски, которая ей совсем не нужна.

Я мог думать только о том, как сильно хочу поцеловать ее, но все же сумел признаться ей в любви. И она мне не поверила. Я видел ее обиду и ее страх, виноват в которых был я, и поклялся себе, что больше никогда не позволю ей так страдать. Я убеждал ее — голосом, прикосновениями, взглядом — и она все же сдалась. Лисса признала, что неравнодушна ко мне.

Это было похоже на безумие. Один поцелуй — и меня словно не стало, я будто растворился в желании и страсти. Источник распахнулся, и на этот раз Лисса не отталкивала мою магию. Я словно сам стал магией, напитанной невыносимым, на грани боли, удовольствием. Таким полным, таким всеобъемлющим.

Никогда, ни с одной женщиной я не испытывал такого. Ярко, остро, восхитительно. Мир сжался до крохотной точки — и взорвался эйфорией.

Я не сразу осознал себя лежащим в постели и обнимающем Лиссу. Разум возвращался постепенно, по телу гуляли отголоски пережитого. Невероятный опыт, но пока я не был в состоянии анализировать произошедшее. Будет ли так всегда с Лиссой? Можно ли переживать подобное раз за разом и не сойти с ума? То, что было между нами только что — это не просто слияние тел. Мы и впрямь будто стали на миг единым целым, спаянным магией.

Может, в этом все дело? Поэтому атари и веятэ не должны быть вместе? Потому что это сводит с ума?

Я тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли, и взглянул на свою веятэ.

Несколько мгновений я просто рассматривал девушку в своих объятиях, не понимая, что именно вижу. А затем до меня дошло.

Лисса преобразилась — и иного слова я подобрать не мог. У нее не только исчезли шрамы вместе с травмой — она словно засияла красотой. Все та же, но ярче, нежнее, изящнее во много раз.

Именно такой я ее и воспринимал. А теперь она стала такой для всего мира.

Было ли это важно? Для меня — нет, но я рад, что травма Лиссы исчезла. Теперь ей будет легче.

И я осторожно закрыл ладонью левую половину ее лица.

Глаза Лиссы широко распахнулись от изумления, и я почувствовал легкое колебание магии, когда перед девушкой возникло зеркало. Видеть неприкрытое счастье Лиссы было не менее восхитительно, чем заниматься с ней любовью, но произошедшее было странным, поэтому я не мог не прислушаться к себе.

Я все еще чувствовал источник, он послушно открывался и закрывался, отдавая магию, но… одновременно с ним было что-то еще. Что-то вроде кокона из магии, окутавшего меня. Магии, доступной всегда, не требующей моего вмешательства для того, чтобы открыться Лиссе. Магия, настроенная только на нее.

Я все еще мог делиться магией с другими веятэ через источник, но этот кокон был настроен исключительно на Лиссу и давал моей веятэ возможность пользоваться магией, даже если меня нет рядом.

Это всегда было проблемой атари — требовалось усилие, чтобы открыть источник и не позволить ему закрыться. Более того, большинство веятэ не умело брать магию из открытого источника, поэтому приходилось еще и передавать им потоки, рискуя потерять концентрацию и попасть под удар телара. А потерявший сознание атари — это гарантированная смерть веятэ. С Лиссой было иначе, для нее достаточно открыть источник, а магию она брала сама, сколько требуется. Но все равно оставалась беззащитной, если меня не было рядом.