Вышла мадьярка на берег Дуная,

Бросила в воду цветок,

Утренней Венгрии дар принимая,

Дальше понесся поток.

Этот поток увидали словаки

Со своего бережка.

Стали бросать они алые маки.

Их принимала река...

Он выпил и ввинтил в песок бутылку.

Обтянув юбчонками колени и светя носочками, "звездочки" раскачивались в отроческом своем самозабвении:

Встретились в волнах болгарская роза

И югославский жасмин.

С левого берега лилию в росах

Бросил вослед им румын.

От Украины, Молдовы, России

Дети Советской страны

Бросили тоже цветы полевые

В гребень дунайской волны.

– Вот где наш Байрон!
– подсел Комиссаров.
– Быстро сегодня с ней расправился. Или решил вернуться в лоно? А я, между прочим, тоже сейчас одну под ручку прогулял. Из наших.

– Нет?

– Я тебе говорю! Вдоль римского акведука! Что-то и на меня нашло. Особа, кстати, в высшей мере романтическая. О, весна без конца и без края! Без конца и без края мечта!.. Блока мне читала. Лицом, понимаешь ли, к звездам. Но я ее разочаровал.

– Зачем?

– А сам не знаю. То ли жена за горло держит - по профессии астроном... В общем: "Где мои семнадцать лет?" Это что у тебя там затаилось? Ужели монопольная?

– Пей.

Комиссаров приложился.

– Эх, до чего же хороша! Да под такое благоухание... Будешь или пропустишь?

– Подожди...

Александр сел и взял себя за колени. Щурясь, вгляделся в черное сияние реки.

Дунай, Дунай,

А ну узнай,

Где чей подарок!..

– Чего ты?

– Взгляни... По-моему, кто-то хочет утопиться.

– Только этого нам не хватало! Где?

– А вон!

Уже завинчивая было водку, Комиссаров всмотрелся и расслабился:

– Так это буй.

– Сейчас проверим.

– Ты же без трусов... Да погоди!..

Но Александр уже вырвал ноги из штанов. Рубашка отлетела на бегу.

Все взорвалось, как фейерверк. Он врезался в Дунай.

Вынырнул и поплыл.

Отфыркивая запах, он забирал налево - против течения. Чем дальше, тем было холодней.

В маслянистых отблесках был не буй, а голова.

Он подплыл.

Голова отрывисто спросила по-русски:

– Наш, не наш?

– Наш.

– А пароль?

Александр крикнул над водой:

– Мамаева!..

И в тон потребовал:

– А отзыв?

– Хуй в плечи за такие речи!
– осерчал начальник поезда Дружбы.
– Ты, что ли, писака?

– Я.

Дробя огни, Шибаев в гневе заплескался:

– С первого взгляда тебя я раскусил! Среднеевропеец сраный! Антисоветчик тайный! Мнит о себе! Да кто ты есть такой? Безродного говна кусок! Сейчас на хуй утоплю, и кто услышит? Будет, как не было! Кто вспомнит?

– Страна не пожалеет обо мне!
– хмелея и смелея в большой и темной космополитической воде, выкрикивал Александр неофициальные слова собрата по перу, самоубийцы Ш-а, уже удавленного логикой изображаемых времен...
– Но обо мне товарищи заплачут!

От этого Шибаев взревел, как бык:

– Ах, ты мне угрожать?!!

Рванулся крокодилом, но по цели промахнулся - пробурлил над головой.

Александр вынырнул.

Инерция ярости бурным кролем несла начальника поезда к берегу, где наложница уж простирала ему навстречу белый купальный халат. Боеголовкой выскочив из вод, тучная фигурка влезла в рукава, нахлобучила капюшон и, согреваясь, опрокинула поднесенный стакан - этакий карикатурный ку-клукс-клановец. Но а ля рюсс. После чего уселся к костру, раздвинув "звездочек", приобнял их отечески и дал команду:

Дунай, Дунай...

В виду означенной гармонии - что делать нам? Куда ж нам плыть, Иби?..

Бессмысленный пловец и мысли робкий прелюбодей, он, насилуя инстинкт, сопротивлялся обольщению черной дали, заказанной и песне, и ему, недобрым чарам этой западно-восточной реки, пусть и отцеженной сквозь фильтр стальных сетей границы мира сего, а там, за ней, плывущей, наплывающей из-под мрачных железных мостов нейтральной, но из песни исключенной Австрии, а уж тем более Германии, праматери всего, и явленной, согласно песне, как бы и вовсе ниоткуда...

Откуда все же она, река?

Кусок говна, конечно, и не тонет...

Но чей?

Кто произвел на свет?

К каким ключам прильнуть? Где их сыскать? Danubius, ответь? Donau? Dunaj? Duna? Dunav? Dunarea?

Дунай, Дунай,

а ну узнай,

где чей подарок?

Что подарок, это ясно, только от кого?

И главное, зачем?

Он опрокинулся на спину и повис. Над звездами. Они смещались. Чтобы удержать на месте, нужно было грести руками. Не задаваясь вопросом о назначении. Просто работать против течения. Держаться на плаву и в неподвижности. Не вопрошая - куда. Работать, плыть. Ибо оттуда - снизу, из дыры - ответ был жутко ясен.