– Видеть эту рожу не могу. Пить тоже.

– Что ж, ты - стрелок вольный. А мне придется. Хорошо хоть средство самозащиты есть... У кого что, а у меня желудок на этой работе полетел. А ведь в армии так гвозди мог переварить.
– Комиссаров выдавил в стакан французский "жель", размешал древком красного флажка и выпил.

– Очки мне надевать? Фонарь, по-моему, прошел.

– А венгры предусмотрены?

– Наверно, будут.

– Лучше в очках. И это... рот у тебя белый.

Комиссаров вымыл губы и надел зеркальные очки.

– Так и быть, уклонист. Оставайся. Чем собираешься заняться?

Александр фыркнул.

– Онанизмом.

– Что лучше, кстати, чем искать на жопу приключений. К тому же, за кордоном. Если без изысков, конечно. В умывальник по-солдатски.

– Спасибо, патер.

– А кроме шуток?

– Я откуда знаю? Схожу орган посмотрю.

– Ты не католик, случаем?

– Нет, не католик. Но двенадцать тысяч труб!..

– А потом?

– Может, в кино. Напротив.

– На "Клюта"? Он же по-венгерски.

– Субтитры по-венгерски. Он по-английски.

– А ты что, понимаешь?

– Да как-нибудь. Не нервничай. ЦРУ здесь нет. Домов терпимости тоже.

– Ну, за тебя я в этом смысле не волнуюсь.

– Отчего же?

– А характеристику читал, - отшутился Комиссаров.
– Морально устойчив, политически выдержан.

– А здесь не все такие?

– Ох, Андерс, Андерс... Ключ внизу оставь.

Он вышел.

Александр поднялся. Расщелкнул бритву и выдул в раковину чужую щетину. Подумал и обтер одеколоном сетку.

Лицо его в зеркале не отражало ничего.

Перед выходом он вынул из сумки свой парижский плащ. С Москвы не надевал - со дня отъезда. Из непробиваемого ветром габардина на шелковой подкладке и с мужественными погончиками.

– Just a moment, sir!
– задержал его дежурный с бакенбардами а ля Кошут. Он вынул из-под стойки книгу в изношенной газетной обертке.
– I was asked to pass it over to mister Anders?.

Александр пролистал - ни записки, ничего.

– Something else, may be?

– I'm afraid it's all. Very sorry ?.

Привратник открыл ему дверь. "Мерседес" за колоннами отсвечивал газовым заревом.

Он поднял воротник плаща и повернул направо.

* * *

Собор ему не открылся.

Все двенадцать тысяч труб молчали за дверью, запертой, возможно, по причине светского праздника.

Рядом было нечто вроде амфитеатра. Современного - для представлений на открытом воздухе. Он взошел по ступеням на самый верх и опустился на камень. Сидел и смотрел на пустую арену и собор. Единственный был зритель.

Он вынул свою книжку. Сорвал газетный супер, скомкал и отбросил. Это был сборник рассказов. На серенькой обложке условный урбанистический пейзаж и алые слова названия.

Крестиком в оглавлении она отметила текст под названием "Жизнь хороша еще и тем, что можно путешествовать".

Наверное, произвел впечатление.

На тему о паломничестве был рассказ. Один вполне нормальный юноша, к тому же и скрипач, без всяких видимых причин вдруг заподозрил, что он автор неслыханно чудовищного преступления - особо тяжкого. Он выезжает к месту злодеяния, но до причин не доберется никогда, увязая в их последствиях, как в янтарной, прозрачной и вневременной слезе, пролитой, может быть, самим Всевышним... погибая этаким обреченно-суетным комариком, раздувшимся то ли от крови, то ли от избытка самомнения. А в путешествии он застревает еще и потому, что вынужденно едет без билета...

Представляя все это под взглядом светло-синих глаз, Александр перечитал свой текст.

Под последней фразой был телефонный номер.

Он был написан на нижнем поле страницы мелко, легкими касаниями. Как будто с целью остаться незамеченным. Карандашом - чтобы, заметив, можно было бы стереть без ущерба для белизны.

Во всей книге больше ничего. Ногти следов не оставили, запах выветрился, дыхание испарилось.

Только этот номер.

* * *

Мощеные улицы старого сердца города были пустынны. Из знакомого кафе он позвонил в Будапешт. После паузы замешательства мужской голос лет пятидесяти, но уверенный и полный спермы перешел на английский:

– I'm afraid Ibi is out until next week. Who is ringing, please?

– Oh - just a friend.

– Would you like to leave a message, or can I ask her to ring you back?

– No, it's all right. ГП call her back?.

Голос задал еще один вопрос - без уверенности:

– Is it you, Timothy?

– Certainly not?, - обиделся Александр и положил трубку. Официантка подмигнула ему, как своему:

– Love story??

Сотню на чай при этом не взяла. Удержав свою привычную двадцатку, вернула сдачу.