Шрифт:
Хотя, так почти и есть.
— Нравишься, — отвечает Егор и возвращает на свое лицо маску обаятельного раздолбая и садится напротив меня, подпирая подбородок кулаком и разглядывая меня во все глаза.
А затем подхватывает со стола букет цветов и протягивает его мне, дебильненько так улыбаясь. Беру, смотрю на ни в чем неповинные цветы подозрительно, а затем, хмыкая, откладываю розы в сторону и, прищурившись, высверливаю дырку в голове Сечина.
— Мур! — кривляясь, прикусывает нижнюю губу.
Ой, дурак! Да и я не лучше...
Смущаюсь его пронзительных голубых глаз и самодовольной улыбки, но вида не подаю. Я – скала! И плевать, что сердце в груди вытанцовывает безумные па и пируэты. Это оно у меня немного придурочное, напляшется и успокоимся.
— По кислятине приперло? — стараюсь, чтобы в моем тоне не было яда, но увы, он сочится из всех щелей.
— Обиделась? — непринужденно протягивает руку к ведерку со льдом и достает из него бутылку шампанского, а затем медленно начинает снимать капсулу из фольги.
— П-ф-ф, нет, — вру, не моргнув и глазом, — Просто уточняю, чтобы ничего не перепутать. У тебя всё так сложно, Егор.
— Ничего сложного, Ляль. Я простой как три рубля, — медленно раскручивает мюзле.
— Да, простой, — тяну я, безотрывно смотря за его длинными пальцами, — а еще равнодушный и пустой.
Я все помню. Ничего не забыла. Каждое его слово, сказанное в ту ночь, когда я имела глупость прийти к нему и выслушать о себе много интересного. Например то, что я муха и он бы меня с большим удовольствием прихлопнул.
— Все-таки обиделась, — кивнул Сечин и почти бесшумно откупорил бутылку, пуская по воздуху лишь тонкую струйку дыма.
— Не пойму, что тебя не устроило? Я пыталась не отравлять тебе жизнь. Все как ты и просил, дорогой сосед.
Глаза в глаза и у меня почти останавливается сердце. Чертов микроинсульт, после которого конечности буквально парализует. А еще прибивает осознанием – он такой...такой...такой красивый.
Господи, застрелите меня!
— Да дураком я был, Ляля. Намолотил чуши, а ты и поверила, — пожимает плечами и разливает игристое по высоким бокалам.
— Ты был максимально убедительным, — голос все-таки подвел меня и дрогнул, а я тут же отвернулась, ругая себя почем зря, за это малодушие.
— Каюсь, я старался. Но, знаешь, я первый раз так влип, вот и творил на шоках всякую дичь. Прости меня, — а потом, когда я ничего ему не ответила, добавил, — я больше так не буду, честное пионерское.
— Знаешь что?
— М-м?
— Иди ты в задницу, пионер несчастный! — рявкнула я и подскочила на ноги.
Ну невыносимо же? Я сейчас упаду в обморок от напряжения, ненависти, надежды и любви! А он все шутит, клоун недоделанный!
— Да что опять не так-то? — скопировал мое движение парень и уставился на меня обвинительно.
— Да все! — обвинительно ткнула я в букет.
— Ты розы не любишь? — растерянно переводит взгляд с цветом на меня и обратно.
— Люблю! Но только не тогда, когда меня принудительно заставляют их принимать! Напал в темноте в подъезде, чуть не сделав заикой на всю оставшуюся жизнь, потом силой в машину затолкал и привез невесть куда. А теперь хочешь, чтобы я в ладоши хлопала от всей этой залипательной романтики?
— А ты бы со мной добровольно сюда и не поехала бы, — раздраженно потирает лоб, — сама придумала, сама обиделась, сбежала от меня, везде заблокировала, парня какого-то опять выдумала. Что мне оставалось еще делать?
— Оставить меня в покое, нет?
— Да не получается у меня! — откровенно зарычал Сечин, а я фыркнула, от чего-то довольная до безобразия. Но марку держать все равно не перестала.
— С куклами своими гидроперидными у меня на глазах вот очень получалось зажигать, а тут нет? — выпалила я и тут же впечаталась лицом в раскрытую ладонь.
Идиотина стоеросовая!
— Ревнуешь? Я тоже ревную, Ляль. Чуть Фёдору принудительно прикус не исправил, когда думал, что ты с ним...
— Так, всё! С меня хватит! — взмахнула руками и ринулась подальше от этого бабника.
— Блин, да прости ты меня уже! Но ты так меня чихвостишь, будто бы сама святая невинность и со мной только с расшаркиваниями общалась. Но я плевать хотел на то, как мы начали. Давай уже двигаться дальше, Ляля.
— Ничего не хочу слышать! Отвези меня домой. Видеть тебя не могу.