— Эй, почему? — мною пытался завладеть тревожный сон, но я вздрогнула, когда Муратов недовольно поморщился. Но как же… Как же так? — Лёш… Почему не понравится? Ты замечательно играешь. Честно. Это не потому, что я тебя люблю…

С его припухших, красных от поцелуев губ слетела снисходительная улыбка, а в отчужденном взгляде просияла нежность.

— Спасибо, Виолетт. Но это… Из-за жанра. Просто я не слушаю такую музыку, — он пожал плечами и насмешливо ухмыльнулся. — Пожалей соседей, они и так весь день страдали.

Лекса собирался целый год посвятить себя нелюбимому направлению?.. Лекса Муратов? Непредсказуемый, своевольный цыган?

А что за жанр, из-за которого нужно жалеть людей?..

— Я… Я не… — не знала как аккуратно спросить, действительно ли ему это необходимо. Наверное, он догадался.

Ты же не думаешь, что "вразумишь" его одним очевидным вопросом?

— Сначала я потерплю немного, а заодно наберусь опыта. Потом смогу исполнять то, что мне хочется. По договору нужно… Подыграть одной известной группе. Это моя первостепенная задача. А потом они помогут мне продвинуться.

Похвально.

Я насупилась и отвернулась к торшеру, у которого валялась наша одежда. Откуда у двадцатилетнего парня столько мудрости? Я же знаю, так не бывает: наивные студенты, едва получив диплом, хотят ничего не делать за триста тысяч. Кажется, они не туда поступали.

— Виолетт, а как… Ты стала преподавателем? — Лекса сыграл мелодичный отрывок, от которого у меня закрались на шею мурашки, и отложил гитару на кровать. Струны ещё продолжали звенеть.

— Хм… Мне кажется, я всегда этого хотела. Мне легко давалось объяснять одноклассникам точные науки. А ещё, мой папа ведь электрик. Это он, однажды, собрал в гараже устройство со своими друзьями и подозвал меня. Сказал дать ему руку. Ну, мы и замкнули круг… — Муратов усмехнулся. Да, вот такой у меня весёлый папочка. — Нас так тряхануло, что я потом рассказывала маме в восторге, а она на папу накричала. В общем-то, это самый любимый фокус у нас на кафедре. Я называю это "посвящение в электрики".

Эх, Муратов. Мы могли бы столько всего обсудить в перерывах между любовью. Видимо, придётся довольствоваться минутными созвонами по телефону… Что-то подсказывало мне, что из Питера он будет звонить ещё реже, чем со своих прошлых репетиций.

Лекса, ухмыляясь, закусил губу, продолжая томно на меня смотреть. Мы ещё немного помолчали.

— Я очень люблю свою работу, — будто оправдываясь, пробубнила я в завершение своих воспоминаний.

Наверное, нужно было преподнести всё иначе. Так, что я терпеть не могу ВУЗ и мечтаю свалить отсюда. Может быть тогда у нас появился бы шанс.

Но это было ложью.

— Мне льстит, что ты такая.

— Какая? — я шарахнулась от холодной стены навстречу его светлым мерцающим глазам. Он смотрел на меня чуть сверху, нескромно и ничуть не отстраняясь.

— Не знаю… Целеустремленная? Характерная. Думаю, не каждому мужчине с тобой удастся совладать.

Эй!

По ощущениям, у меня вспыхнуло жаром лицо.

— А у тебя, то есть, получится?

— Конечно. Я этим и занимаюсь.

Лёша склонился ближе и обернул меня горячими руками, прижимая к своей груди. Сердце гулко и размеренно стучалось в его рёбрах. Он обнял меня так крепко, словно последний раз перед рейсом в его лучшее будущее.

Это был тот момент, который я не желала прерывать и испытывать тоже. Чувства захлёстывали меня с головой, и я просто захлёбывалась горечью. Быстрее оказаться одной… Быстрее знать, что время приближает нас к тому нереально далёкому моменту, где нам больше не придётся расставаться. Он ведь настанет?

Цыганке, предсказывающей будущее по руке, можно верить?

Весь мир замедлился, а я застряла в предчувствиях конца чего-то слишком для нас важного.

***

Рано утром мы запаковали гитару в чехол. Лекса попил кофе со злополучными бутербродами, потому что это было всё ещё единственное, на что я способна. А мне не хотелось класть в рот ни крошки…

Мама Муратова точно проснулась от звонка в дверь её квартиры. Она встретила нас в домашнем халате и заспанным лицом, неприятно исказившимся при виде незваной гостьи. Сюрприз в моём лице оказался для неё только первым по списку, ведь Анна Дмитриевна не имела понятия, что задумал её сын.

Я была в глубоком шоке, что он рассказал ей про академ и отъезд на год прямо на моих глазах, за пару минут до такси в аэропорт. Что уж там, спустя пять лет искусного вранья она узнала, что Лекса — музыкант…

Мама потеряла дар речи, пока Лёша наспех набивал чемодан вещами.

Я думала, Анна Дмитриевна останется немой до конца жизни, и не станет провожать сына. Как только по её бледному лицу полились слёзы, женщина быстро оставила нас наедине. Но когда мы выбегали из прихожей, она вышла с красным припухшим лицом, в наспех натянутой одежде из дальней комнаты и схватила с вешалки первую попавшуюся куртку.

Лекса буквально сбегал из дома.

— Во сколько самолёт? — мертвенно протянула мама, когда мы запихнулись в такси.