Терпеть не могу, когда меня попрекают! Ненавижу просто. Осталось ещё выяснить, что он подарил мне второе рождение и швырнуть трубку, желательно о собственную белую стену. Но - хочешь быть, умей терпеть.

– Асланчик, давай сразу за долги, а? Долго объяснять.

– Как хочешь, - он усмехнулся и перевел дыхание. Кажется, у него там прервался сексуальный час.
– В чистом виде этого понятия уже не существует. Времена дикого капитализма миновали...

– Странно, я как-то не заметила - все мимо меня. Даже такие важные новости. А что сейчас?

– Все цивилизованно и достойно. Долги у предприятий, вопросы решаются через правоохранительные органы. Все прочее - бытовуха и отморозки. Но мы их отстреливаем. Сообщай фамилию, записываю.

Если я и задумалась, то только на полминуты - список кафедры с именами и телефонами лежал прямо на моем столе, к нему оставалось добавить Сливятина, мою бывшую подружку Дуську, предателя Тошкина, Наума Чаплинского, сектанских родственников. И, пока, все.

– Кого записывать?
– торопил Аслан.
– Кому ты должна? Может, лучше деньгами?

– Со мной уже все в порядке. Значит - за деньги уже не убивают, - я разочарованно выдохнула свой блестящий план.

– Убивают, - успокоил меня Аслан, - но не за деньги частных лиц. Меньше детективов читай. Будешь лучше спать.

– Извини, - буркнула я, понимая, что испортила ему ночь. Целую ночь. Которую Дима испортил мне. И почему я такая несчастная? Может, потому что глупая. Чтобы исправить эту оплошность, я достала с полки "Самопознание" Бердяева и мирно заснула с ним на тридцатой странице.

Утром я позвонила Тошкину на работу и, не застав его на месте, составила список первоочередных дел. Молчание прокуратуры в нашем государстве нельзя расценивать как знак согласия. Ее молчание подкуплено золотом, и иногда проносит большие убытки. Особенно - в человеческом исчислении.

Для прощупывания ближайшего окружения покойной мне нужно было привести себя в порядок. Сделать стрижку и прическу, педикюр, деловой макияж и надеть что-либо поприличнее. Учитывая стесненные финансовые обстоятельства, я решила остановиться на первых двух пунктах, а в случае крайней необходимости, таки занять у Аслана денег, чтобы впоследствии перевести на его счет гонорар за блестяще выполненное расследование.

В парикмахерской было немноголюдно, уютно и подавали кофе, чай и пепельницу - совершенно бесплатно. Это салон для избранных был когда-то открыт на деньги большого друга города и автомата Калашникова, ныне, разумеется, покойного (ибо у нас кто живет хорошо, тот делает это недолго), так вот покойного Гриши Усатого. Портрет оного, кисти нашего местного художника-авангардиста висел прямо над раковинами и блестел натужными и неестественными оттенками желтого и фиолетового. Главный герой был изображен без усов, но с шашкой и во младенческом возрасте. Клиентура умилялась, комментировала:" В нем было столько детского, столько наивного". Возможно, именно поэтому он до последних дней своей славной жизни стрелял из окон своего дома не по консервным банкам, а по несчастным заблудшим котам... Однако пристрастия вождя ничуть не отразились на мастерстве художников волос и лака, которые иногда стажировались в Москве у самой Долорес Кондрашевой.

– Сделаем интим?
– ласково спросила меня Людочка, понимающе кивая на свежую газету.

Так, обо мне опять пишут. Это становится навязчивым. Даже неприятным, кто бы мог подумать, что долгожданная слава во-первых выльется в гигантский боевик, а во-вторых, ляжет на мои плечи столь тяжким бременем.

– Хорошо, что ты забежала сегодня, - продолжала ворковать Людочка. Завтра у меня запись с пяти утра. Ну ещё - такое событие

Я перевела дух. Если в этом городе меня кто и любил, то только часть недальновидных мужчин и мои родители. Женщины могли сделать ради меня прическу только по случаю моих похорон. А это вряд ли бы анонсировалось в газете.

– Ну, расскажи, кто приезжает? Леонтьев будет? А пригласительный ты мне не сможешь заказать?
– Людочка намыливала мои придирчиво белые волосы и аккуратно массировала кожу. Приливы крови к мозгам подействовали на меня благотворно. Я поняла, что речь идет о краснознаменном празднике - дне рождения ректора. С учетом того, что в нашем пять лет назад созданном заведении учились дети с начальным и незаконченным начальным образованием (что, впрочем, не помешало им купить золотые медали), то интерес Людочки стал вполне понятным.

– Леонтьев? Не знаю. А кто-то от президента точно будет.

– Та, - разочарованно вздохнула Людочка, - он же не поет...

А и правильно, что толку от президента и его команды, если там никто не поет. Зато им хорошо удаются басни, исполненные речитативом...

– Только интима мне не надо. Что-то деловое, серъезное, - попросила я.

– Тоже понимаю, - кивнула Людочка.
– Завтра ещё ж и похороны. Слушай, прямо как Олимпиада и Высоцкий. А что хоть за баба была? Тоже мне - не могла позже. Любят же некоторые перетягивать одеяло на себя, - мой мастер осуждающе покивал головой.