– Я пойду.

– Да, – ответила София глухо, и эмоции ее зазвенели от отчаяния. – Конечно, иди.

Это было почти невыносимо – вставать, отходить в сторону, глядя в тоскливые глаза любимой женщины, отворачиваться и, стиснув зубы, шагать в камин.

Императору казалось, что его распиливают на части, сжигают в пламени Геенны, и все его существо кричало и выло от отчаяния и безысходности – что же ты делаешь, дурак? Зачем мучаешь ее? Отпусти, если любишь, ты ведь сам хотел этого, но не смог, не выдержал, сдался.

Теперь, когда Виктория беременна, разве ты сможешь с ней развестись? После того как узнал о проклятии? После того как понял, что сам во всем виноват?

Ты же клялся, клялся перед алтарем. Защищать, заботиться, быть рядом. А теперь мечтаешь бросить свою жену, которая виновата только в том, что вышла за тебя замуж, родила тебе двух прекрасных детей, беременна третьим ребенком, хочет, чтобы ты был с ней, и не смотрит ни на кого другого.

Да, любовь – это очень много… но долг – это все-таки чуть больше.

После ухода Арена София долго сидела на постели не двигаясь, и ей казалось, что она сейчас умрет от боли и отчаяния. Сердце в груди почти не билось, а когда все же ударялось о грудную клетку, то дыхания не хватало, и София чувствовала, что тонет в собственных эмоциях.

В конце концов, она вновь рухнула на кровать и, сжав ладонями покрывало, разрыдалась, оплакивая их всех троих и уже понимая, что должно случиться.

Виктория проснулась посреди ночи оттого, что захотела пить. Она осторожно и очень медленно встала, подошла к столику, налила в стакан воды и сделала несколько глотков.

Арен не пошевелился. Он спал лицом к окну, и тусклый лунный свет падал на его лоб и щеки, оставляя в тени глаза и рот, делая его похожим на мертвеца, и Виктории от этого ощущения стало не по себе.

Когда он вернулся накануне грустный, почти мрачный, она пыталась спросить, в чем дело, но муж по обыкновению не поделился с ней ничем. Виктория понимала, почему так, она и сама бы на его месте не захотела делиться своими проблемами с человеком, который только добавляет их и никогда не сочувствует.

Может ли она исправить все то, что творила в годы их брака? Способна ли стать для Арена чем-то большим, чем просто долг, который надлежит исполнить перед обществом и законом? Виктории очень этого хотелось, но в голову лезла настойчивая мысль, что уже может быть слишком поздно. Говорят, лучше поздно, чем никогда, но это несуразная глупость – «поздно» по сути и есть «никогда».

Виктория следила за реакцией мужа на свои прикосновения и поцелуи, но следить толком оказалось незачем – Арен не реагировал. Он спокойно принимал все, но она не замечала ни трепета, ни ответной нежности. Каждый раз, когда муж прикасался к ней, Виктории казалось, будто он пересиливает себя, превозмогает собственное нежелание трогать ее. Раньше она этого не замечала… или не хотела замечать?

Как же сложно анализировать свои поступки, особенно теперь, когда вскрылась правда о проклятии! Что можно списать на его действие, а что нет? Да, проклятие провоцировало ее истерики и вспыльчивость, но не оно опустило шоры на глаза, не оно делало равнодушной к измотанности мужа.

Виктория слишком громко вздохнула от сожалений о прошлом и замерла, испугавшись, что Арен проснется. Но император, не шелохнувшись, продолжал лежать в той же позе и размеренно дышать, как любой глубоко спящий человек.

Она вновь вспомнила, как раздевала Арена вечером, и немного смутилась – впервые за годы брака Виктории захотелось прикоснуться к мужу ниже пояса, вспомнился совет Несс, и руки невольно потянулись туда…

«Не надо», – сказал Арен кратко, покачав головой, и Виктория не посмела перечить.

Теперь ей было интересно, испытывал ли он хотя бы раз в постели такое же удовольствие, как она. И в то же время Виктория боялась услышать ответ на этот вопрос, понимая, что он вполне может оказаться отрицательным.

Она всегда наслаждалась близостью с мужем, забывая про старые страхи. Она знала, что супружеская постель не обязательно несет радость и удовольствие, но у нее подобного опыта не было, Арен все время доводил ее до состояния какой-то невесомости, когда чудилось, что ты не человек, а облако в небе, так легко и замечательно становилось.

Было ли ему так же?

Был ли он вообще счастлив с ней, как она с ним?

Виктория вновь вздохнула, но уже еле слышно. Да, она действительно была счастлива с Ареном все эти годы, несмотря на проклятие, ревность и собственные истерики, несмотря ни на что. А вот он…