Мы оба отошли в сторону и сели за угловой стол. Начинать должен был я, и я не стал затягивать:

– В ней вкрапления твоего металла.

– Не это сыграло ключевую роль.

– Возможно, – неосознанно сдвинул брови я. – Возможно я просто провожу параллель со своей первой любовью, которая, обратившись в Титан, осталась с Титаном. Возможно, в обоих случаях не металлическая принадлежность в итоге сыграла ключевую роль. Возможно.

Поставив локоть на стол, я уперся губами в сжатый кулак и замолчал.

– Я слышал, будто ты пообещал дать ответ Франций, – вдруг произнёс неожиданное мой бывший лучший друг.

– Ещё одна ловушка боли. Очевидно, мне продолжает не везти в любви, – я пронзил своего собеседника взглядом, и понял, что он слушает меня с дружеским участием. От этого стало только больнее. – Я буду с Франций. И с течением времени я полюблю её. Но она состарится и умрёт. Мне уже предсказали её потерю. Она покинет нас в следующем столетии. У нас родится златовласая дочь. Ребёнок станет Металлом. И станет парой одного из сыновей Рутения и Родия.

– Но у Беорегарда с Теоной нет сыновей, – сдвинул брови мой бывший и, быть может, ещё будущий, но не нынешний друг.

– Не знаю когда это случится, но помимо Теи у них ещё будут дети. Два сына и дочь.

– Речь о грядущем поколении. Но что насчет тебя?

– Через полвека после ухода Франций я всё же смогу обрести свою истинную пару и познать настоящую любовь в лице дочери неизвестных Металлов. На этом предсказание обрывается.

– Значит, всё будет хорошо.

– Будет. Речь о будущем. Не о настоящем.

– Прости. Видимо, я ничем не могу помочь тебе.

В этом он ошибался. Он мог выслушать меня. Получается, я решил воспользоваться его помощью без спроса:

– На протяжении продолжительного времени Теа считала меня едва ли ни лучшим другом и защитником. Она обманывалась. Я её обманывал. В Ристалище я специально довёл её до состояния простуды: выловив её из болота, не уделил должного внимания её ране, не дал ей обсохнуть и на протяжении ночи беспощадно гнал её через лес, выбивая из неё остатки скромных человеческих физических сил.

Воспоминания подбросили мне подробности минувших событий:

“– У неё жар, Золото! Люди умирают и от меньшего!

– Откуда мне знать, что у неё жар?! Я не знаю температурных норм человеческого тела!

– У неё лицо порозовело и хрипит дыхание! Как подобное можно не заметить?!.. Хочешь решить это таким образом? Ни тебе, ни мне?

– Не бредь! Я, в отличие от тебя, до подобного не опустился бы!.."

Смахнув тягостные воспоминания гулким пропуском воздуха из лёгких по горлу, я продолжил свою исповедь:

– Благодаря моим стараниям, к закату следующего дня у неё уже не было другого выхода, кроме как обратиться в Металл. В противном случае её ждала смерть если не от от заражения крови, тогда от воспаления лёгких. Я постарался на славу, чтобы выглядеть в её глазах героем, отстаивающим её жизнь у недоброго Платины. Однако… – Наши взгляды резко встретились, чем едва не вызвали треск в пространстве. – И ты не лечил её в тот день. Ждал. И наверняка знал, что именно сделаешь с ней уже тем же вечером. – Мимика моего собеседника оставалась литой. Мы не моргали и не дышали. – Ты поступил благородно, обратив Тею в Металл не подобный своему, чтобы после обращения она не притягивалась к тебе невольно. Впрочем, – я повёл бровью, и бровь Платины приподнялась в ответ, – ты мог знать о платиновой монете, спрятанной в её нагрудном кармане. Ведь Металлы, если хотят того, чувствуют свой металл. Ведь так во времена Металлического Турнира ты отыскал её в Ристалище? Молния на её костюме была платиновой. – Выражение его лица не выдавало ни единой эмоции. Только одна приподнятая бровь, вторящая моей приподнятой брови. Он не обязан был отвечать мне. И я вовсе не допрашивал его. Я просто размышлял вслух, а он просто слушал. Поэтому я продолжал. – Теа распрощалась с человеческой жизнью в страхе и это наложило более значимый след на её сердце, чем реальный шрам от лезвия клинка. Однако ты знал, на что идёшь. Знал, что со временем это пройдёт, ведь у Металлов времени много. И ты предвидел, что любая боль в её сердце с течением времени преобразуется в чувство глубокой благодарности, которое постепенно перетечёт в любовь. В конце концов, Теа ведь теперь тоже отчасти Платина. За что она ещё поблагодарит тебя в будущем, – я положил оба предплечья на стол. – Знаешь, во время Металлического Турнира я спас Луну, Зефира и многих других, как когда-то Титан спас меня во времена Паддока и Конкура. Но, кажется, тебя до сих пор все считают благороднее меня.

– Ты хочешь быть благороднее меня, Яр?

– Яр, – я ухмыльнулся. – Яр – это моё второе имя, данное мне Дикой в Паддоке. Обратившись в Золото, я вспомнил своё настоящее имя. Но предпочёл сразу же забыть его. Потому что вместе с именем я вспомнил и свою жизнь до Паддока, протекавшую в Диких просторах. То была жизнь, которой невозможно гордиться, которую хотелось бы стереть, чтобы даже я не вспоминал того плохого парня, который составил фундамент моей нынешней личности. Нет, Платина, я не стремлюсь быть благороднее тебя, потому что я прекрасно помню свою человеческую сущность. Я могу быть благородным Металлом, но я не был благородным человеком. А ты был? Прости, столько лет прошло с момента признания тебя моим лучшим другом, что я не могу припомнить твоё настоящее имя: Белогор или Ратибор?

Теона, Тея, Тринидад и я удобно расположились за раскладным столом в каюте Теоны, и уже третий час резались в карты. Таким составом мы собрались впервые, но практически сразу нам стало понятно, что более гармоничной команды на этом судне ни нам, ни кому-либо другому не составить.

– Как думаете, что будет дальше? – Теа, сидящая по левую руку от Тринидад, повторила позу своей крёстной: закинула ноги на лавку, на которой сидели я с Теоной, и скрестила их. – Беорегард уверяет, что ковчег пристанет к берегу уже менее чем через час.