Замчевский с усилием повернул шею в его сторону – удивительно показалось отсутствие ржавого скрипа и иных технических звуков. Глянул рыжим глазом одобрительно.

– Чаю на всех! – крикнул, распахнув дверь. Коротко и без перлов.

Чай, естественно, появился. А также блюдо бутербродов со всякими свинокопченостями. Голодные эксперты набросились, мыча неразборчивые благодарности сквозь мякиш. Когда уговорили больше половины того, что лежало на блюде, послышались приближающиеся шаги тяжелых ботинок. Энергичный треск распаха двери – и на пороге возник запачканный землей эмчеэсник:

– Разреш…

– Дав-вай, без вашеств! – свирепо перебил полковник, протянул руку – и в руке очутился шуршучий прозрачный мешочек. А в нем не то сигаретная пачка, не то шоколадка в белой с разноцветным рисунком упаковке.

– Рапорт письменно! Сейчас же! – бросил Замчевский, глядя уже только на то, что было в руке. Рассматривал во всех подробностях. Эксперты вскочили, обступили. Пачка пошла по рукам. Не пачка. Скорее плитка. Не шоколадка, конечно, – какая шоколадка могла уцелеть при таком взрыве, который и асфальт-то испарил на изрядной площади. Плитка. Неизвестного состава и назначения.

– Думаете, имеет отношение к… – начал было химик.

– Стоп! Идиоты! Лапами-то! – дальше все опять потонуло в эпитетах, иногда прорывались возмущенные штатски-беспомощные возгласы: «что вы себе позволяете», «никто не трогал», «в мешке же». А когда приутихло, медик спросил:

– То есть там кто-то побывал после взрыва?

– И эксперты умные бывают, – проворчал Замчевский. – Сам подумал, да шпаки всегда суетятся. – Он уже снова тискал кнопки телефона. – Отпечатки есть кому снять? – спросил он, представившись; в трубке поквохтало, и на сей раз она легла на место точно.

Замчевский думал, что судьба смилостивилась над ним. Кто-то, кто побывал на месте после взрыва. Пусть его найдет милиция. И вытрясет все подробности. Или не милиция – предпочитал не уточнять. Самому ему, полковнику МЧС Замчевскому, уже не надо придумывать правдоподобную версию события. Ату его, неизвестного с плиткой в фантике, ату, он все расскажет!

Сколько уже написано про оттенки звонка в дверь! Включая рекламу курлыкающих музыкально. Шестидесятичетырехголосная полифония и прочее. Но если отфильтровать весь этот лязг, издаваемый челюстями уж совсем дрожмя-нетерпеливых соискателей звонкого УЕ, останется сугубая правда. Кто звонит – такой и звонок. Как белое облако над весенним морем отражает льдины и полыньи, как фарфор кофейной чашки – арена рефлексов цвета скатерти, сахарницы и лимона, так он чутко ловит все тона палитры настроений и социальных статусов – от тоскливой боязни школяра, словившего «гуся», до брызжущей ярости соседа снизу, обнаружившего протечку на свежем ремонте. И административный, властный звонок, само собой, тоже занимает свою полочку в этом спектре.

Именно такой звонок грянул тридцать первого декабря в квартире Марины Нореш. Разбив в острые, рвущие осколки пушистый, припорошенный новогодним снежком сумрак за окнами. Марине показалось, что в один миг высвистел куда-то уют, мир, сытный запах кухни, как сквозь три круглых нуля наступающего года.

Тем не менее она подошла к двери, не снимая фартука, в котором готовила.

– Милиция!

– Удостоверение, пожалуйста! – И открыла лишь глазок.

Там возникло удостоверение. Как будто настоящее. В этом она не разбиралась. Успела увидеть только, что на площадке топчутся не меньше, чем четверо.

– Телефон вашего начальника, пожалуйста.

Голос у Марины был резкий, заводской, приспособленный прорываться сквозь гул моторов, скрежет резцов, вой вентиляции. Она старалась, чтобы он оставался наступательным. Нападение – лучший способ защиты. Видимо, Густав попал в какую-то историю. Она перебирала в уме: что может быть дома интересного для милиции? Таскал ли он домой ворованные заводские побрякушки. И воровство это или списание. Или приватизация.

На площадке произошло движение. Зашуршала бумага:

– У нас ордер на обыск в вашей квартире!

– Это что еще такое? – Марина дала выход неподдельному возмущению, но в глазок совали бумагу, где так и было написано: «на право производства обыска согласно статьям», и адрес совпадал, и фамилия – Нореш. А дальше читать – надо знать законы.

– Несовершеннолетняя Нореш Александра в квартире? – покрыл шорох бумаги гулкий голос. Другой. Удостоверение предъявлял не этот. Вверх и вниз по лестнице ходуном заходило эхо, дверь отозвалась дрожью.