Как-то оно теперь будет? Вдруг сократит мадама содержание-то? Или, что еще хуже, потребует чтобы переделали все по новой моде?! Мода эта, пришедшая во Франкию откуда-то издалека, вызывала у Агасси раздражение:

– - Господь в своей мудрости наилучшую форму для всего живого придумал! А эти… -- он презрительно сплевывал себе под ноги. – Что они тама понимать могут? То собачек да павлинов выращивают, то у веснянки крону шаром обрежут! Мода у них этакая – извольте полюбоваться. Рази ж этакое вот можно допускать? Безо всякого понимания лезут! А к дереву или там цветку с уважением нужно. Не пилить все, что вздумается, а помочь немного: траву сорную там убрать, сухие ветки удалить, посмотреть, чтобы солнышка ему хватало. Оно тогда и отблагодарит.

Старик с неудовольствием смотрел на поднятую вокруг суматоху. Конечно, то, что ремонт начали в доме, оно, может быть, и не плохо. Беседку вот в саду тоже поправить требуется. Только все же нет у него доверия к бабам.

Хоть и герцогиня, а что она понимать может? Он таких и при прежнем хозяине навидался. Приедут в гости, пищат-визжат, всем восторгаются, цветы рвут, наиграются и бросят. Нет у них понимания красоты, и доверия им нет!

Разговор с новой хозяйкой, которая вызвала его через пару недель после прибытия, немного утешил садовника. Спокойная мадамка оказалась, рассудительная.

Не командовала, а расспрашивала. Сколько, дескать, требуется рабочих на лето нанять, сколько потребно дров для теплички, хватит ли рассады и прочее. «Может, оно и ничего себе будет?» -- мысли старика немного смягчились.

Больше всего ему понравилось, что в отличие от скупердяя месье Турнета, эта мадамка решила на рабочих не экономить.

– - На лето наймете, сколько потребуется.

«Оно и правильно! Силов у меня прежних уже нет. А землица – она работу уважает, не любит, чтобы забывали про нее. Как бы еще спросить про ученика?» -- однако задать такой вопрос пока так и не рискнул. Месье Турнет всегда злился в таких случаях и грозился выгнать и нанять другого садовника. – «А как же другого, ежели я всю жись на этот пустырь положил?! Ежли тут при отце Турнетовом только сорняки росли, а каждый кустик я своими руками высадил… Но тот мужчина понимающий был. Конечно, деньгами не сыпал, но и на рабочих выдавал и на новинки. Господь даст, может, оно и ничего еще выйдет… Может, в леди энтой понимания побольше найдется, чем в покойнике?»

К удивлению старого садовника, об ученике герцогиня заговорила сама. Это сразило Агасси окончательно:

– - Оно, конечно… Оно бы давно надобно! Ведь моложе не стаю я, а кому передать-то?! Только ведь, госпожа, мальчишку не возьмешь на этакое место. Тута понимание надобно иметь. Есть у меня один на примете. Толковый мужчина, дак ведь женатый!

Анна не слишком поняла, как жена может помешать стать садовником, потому уточнила:

– - Какая разница?

– - Так ведь жену-то кормить надобно! Да и дитев тож... А кто ж ученику платить будет?! Не могут они ждать два али три года, пока отец зарабатывать начнет.

Анна немного подумала и спросила:

– - А сколько сейчас зарабатывает этот мужчина?

– - Ну, летом-то я в сад его беру подсобником, а зимой он, ясное дело, ходит дрова колет по домам. Не голодают они, работник-то он добрый.

– - Вы мне сумму назовите.

Странное обращение на «Вы», как к благородному, старика смущало, но тут речь шла о главной ценности в его жизни, потому он окончательно расхрабрился и назвал сумму, тревожно поглядывая на дамочку.

– - Договаривайтесь с вашим учеником. Я буду платить столько, сколько вы сказали.

Старик мялся, не зная, как пояснить ей.

– - Что-то еще вас беспокоит?

– - Дык ведь… Может, он и не согласится еще. Это ведь жена в деревне, а он тута…

– - Агасси, но ведь во флигеле достаточно места для семьи?

– - Дак тама для кучи народу достаточно, вашсиятельство. А дозволите ли нахлебников-то тащить? Это ведь на дрова еще расход и вопще… -- старик поглядывал с такой надеждой, что Анна рассмеялась:

– - Дозволю. Сегодня пришлю горничных, чтобы комнаты пустые в порядок привели. А вы поезжайте в деревню и везите его сюда.

– - Так это… с семьей велите везти?!

– - С семьей. Кибитку возьмите, чтобы детей не простудить.

На глаза Агасси от облегчения навернулись слезы, которые он резко стер узловатыми пальцами. Старик и смолоду был нелюдим и держался особняком, не завел за всю жизнь ни друзей, ни семьи, но сад был его счастьем. Понимание, что он умрет, а все останется в чужих руках давило его хуже зубной боли. То, что эта вот герцогиня так легко решила проблему, вызывало какое-то странное уважение к ней.

Вечером того же дня герцогиня получила письмо от мужа. Уставший гонец докладывал:

– - Я, ваша светлость, почти до Перванса доскакал, когда в одной из усадеб сообщили, что вы там останавливались на ночь. Откуда бы знать, что переехали вы в Парижель? Конечно, я коня развернул и назад, только зря, выходит, проездил.

– - Бертина, позаботься. Покормите и отдых дайте.

Бертина повела озябшего мужчину в глубь дома, а мадам Берк внимательно посмотрела на побледневшую герцогиню и сказала: