Я скучаю по оптимистичной версии себя, но она умерла в тот день, когда я возвратила Лоркана к жизни.

Когда несколько часов спустя мы лежим в темноте, моя голова покоится в изгибе его плеча, ноги запутались в его ногах, а наши переплетённые пальцы лежат на его груди, покрытой шрамами, я, наконец, спрашиваю его, не рассказал ли чего-нибудь нового Габриэль.

— Данте держал его в неведении. Он даже не знал о существовании туннелей под королевством.

— Ты думаешь, что его держали в неведении, так как считали его слабым и ненадежным?

И хотя мой взгляд прикован к нашим соединенным пальцам, я чувствую, как его дым касается моего лба и задерживается там.

— А почему ещё?

— Ты как-то держал меня в неведении, чтобы меня защитить.

— Ты меня ранишь, птичка. Сравнивая меня с этим бесхребетным вероломным мужчиной, который заботится только о себе.

Он запускает пальцы в мои влажные волосы, которые он помыл, пока мы отмокали в ванной.

Это было божественно — и ванная и то, как длинные пальцы Лора намыливали мою голову. От так часто меня балует, что к этому можно привыкнуть.

— Когда-то они были очень близки с Габриэлем, Лор. А с Таво они как будто всё ещё закадычные друзья.

— Попомни мои слова, он, скорее всего, избавится от Таво, не моргнув и глазом, если этот огненный фейри пойдет против него.

Он достаёт свою руку из моих волос и проводит ладонью по лицу, на котором больше не осталось макияжа.

— Когда Морриган создала меня, и сделала ответственным за королевство, я не только позвал с собой всех своих друзей, но и всё время держал их при себе, потому что они отличались честностью и преданностью, а также не боялись ставить меня на место, если того требовало моё эго. Особенно твой отец.

Тон его голоса окрашивается нежностью.

— Сколько твоих воронов застряло за магическим барьером? — спрашиваю я, проведя пальцем по шраму под его синеватым соском.

— Слишком много.

— Больше половины?

— Гораздо больше. Прежде, чем сдаться Марко, чтобы он не убивал людей в пещере, я заставил своих людей улететь на Шаббе. Остались только самые упрямые.

Его кожа снова становится холодной, как и тон его голоса.

— А туннели… Ты планируешь прорваться туда?

— Мы пытались.

Он сглатывает.

— Мы не можем туда войти.

Я поднимаю голову с его руки и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Почему?

— Двери из обсидиана. Антони пытался взорвать их, но пропал.

Эта информация заплывает мне в голову и оседает там точно ил.

— Ты думаешь, что он мёртв?

— Я не знаю.

Он сжимает переносицу и закрывает глаза на долгое мгновение, словно переживает о том, что я могу попытаться на цыпочках проникнуть в его сознание и увидеть его настоящее мнение о судьбе Антони.

— Ты сказал Сибилле, что у тебя нет новостей от Киана. Это правда?

— Нет.

Он глядит на деревянные балки над моей кроватью, и убирает пальцы с лица.

— Значит, у тебя есть новости?

— Переговоры продолжаются.

— А нельзя ли поточнее? Что ты предложил Таво?

— Золото.

— Чего он хочет?

С кожи Лора начинают подниматься тени, точно песок в Сельвати во время моей бешеной скачки на Ропоте по пустыне.

— Он хочет то, что я не желаю ему отдавать.

Мои пальцы замирают на одном из его многочисленных шрамов. Он идеально округлой формы и слегка вдавлен — вероятно, это след от обсидианового шипа.

— Скажи мне.

— Нам надо поспать. На случай если твой отец решит снова постучаться в твою дверь в хрен знает каком часу.

— Для человека, который пытается заставить меня разговаривать прилично, у вас довольно грязный рот, Ваше Величество.

— Тебе нравится мой рот.

— Мне действительно нравится твой рот, Лор, но мне бы понравилось больше, если бы ты ответил на мой вопрос насчет Джианы.

— Фэллон.

Вздох приподнимает его грудь, которая в свою очередь приподнимает мою руку.

— Он просил вернуть Габриэля? Верно?

Губы Лора сжимаются, а пальцы останавливаются у меня в волосах.

— Он попросил пинту твоей крови.

— Разве он не считает, что я умерла?

— Джиана проговорилась о том, что ты жива, под воздействием соли.

А-а…

— Данте знает о том, что я не умерла?

— Я думаю, что эта новость достигла того места, где он прячется.