Шрифт:
— Думаю, такая речь вызвала бы только недовольство, — заметил инспектор, и снова я удивилась, как живо он реагирует на каждую фразу отца, — он явно не принимал формального положения, по которому его считали виновным. — Ну, да ладно, — инспектор затянулся и медленно выдохнул сладкий дым сигары, — теперь уж говорить об этом поздно. Давайте еще раз вернемся к мотивам преступления. Подумайте: кто мог быть заинтересован в смерти Бэзила? Самый распространенный мотив в убийствах гомосексуалистов — ревность. — Он снова затянулся, ожидая, что скажет отец, но тот промолчал. — Впрочем, этот мотив имеет место вообще в восьмидесяти процентах всех совершаемых преступлений. Он или она вдруг узнают, что партнер был нечестен в отношениях, и первая ответная реакция — насилие. Не всегда конфликт заканчивается смертью кого-либо, но таких случаев в нашем следственном отделе бывают сотни. По словам домработницы сэра Бэзила, он редко выходил из дому и не имел ни с кем интимных отношений. Тем не менее я не стал бы исключать ревность на сексуальной почве. В одном я уверен точно: судя по финансовому положению сэра Бэзила, деньги не могли стать причиной его смерти. — Инспектор вдруг с каким-то отвращением посмотрел на сигару и положил ее на край пепельницы. — Давайте рассмотрим вероятные тайные мотивы, их тоже нельзя исключать. Конечно, возможен случай убийства на сексуальной почве, скажем, по причине ненависти к людям нетрадиционной ориентации. Однако такого рода нападения стали крайне редки с тех пор, как прекратилось судебное преследование гомосексуалистов. Я не думаю, что сэр Бэзил мог стать жертвой какого-нибудь случайного фанатика, хотя бы потому, что убийство случилось в театре.
— Конечно, нет, — подтвердил отец, — там просто не могло быть человека, способного на такие вещи. — Сэр Бэзил вообще не интересовался другими людьми, он был настолько эгоцентричен, что вряд ли у него были какие-то закадычные друзья или заклятые враги. Если не верите мне, спросите остальных актеров.
— Итак, оставим пока вопрос о мотивах, подумаем о тех лицах, которые могли быть причастны к убийству. К ним относятся все, кто случайно ссорился с жертвой, кто ревновал к его профессиональному успеху или просто был его недоброжелателем.
Отец скептически посмотрел на него:
— Уверяю вас, Бэзил был на редкость бездарен, и вам не удастся найти человека, завидовавшего его покупному успеху, а уж обо мне тут и речи быть не может.
— Хорошо. Но я должен проверить все версии. Я беседовал с каждым из членов труппы. Все они отзывались о ваших взаимоотношениях с сэром Бэзилом примерно одинаково. Они говорили о вашем соперничестве. Но о добрых, дружеских отношениях между вами никто не упомянул.
— Мой дорогой инспектор, сразу видно, что вы ничего не смыслите в театре. Все актеры до безумия ревнивы к чужому успеху и никогда не прощают удачи сопернику. Но иногда это вовсе не мешает их дружбе. Бывают и сложные ситуации, ссоры и даже ненависть друг к другу, но мотивом для убийства это никогда не становится. И знаете почему? Потому что рано или поздно найдется такой критик, который напишет разгромную статью даже о самом преуспевающем актере. Так или иначе мы всегда оказываемся квиты. Вы можете вытащить меня отсюда?
— Это не просто сделать, сэр. Следствие идет очень медленно. Только так можно избежать непоправимых ошибок.
— Но я не совершал преступления! — Голос отца был полон отчаяния. Корделия подошла к нему и, прижавшись, положила голову ему на плечо. Невозможно было спокойно слышать его крик о помощи.
Инспектор Фой выглядел расстроенным. Он положил в карман карандаш и блокнот и захватил с собой недокуренную сигару.
— До свидания, Хэрриет, я буду держать вас в курсе расследования.
Он хотел было подать мне руку, но передумал и направился к двери. Я напрасно пыталась понять, о чем он думал в ту минуту. У него был такой безмятежный вид, словно он предвкушал, как наконец возвратится домой и жена подаст ему вкусный ужин. Но я даже не знала, женат ли он…
— Я привезла пирог, который сама приготовила, — сказала Корделия, когда мы остались одни, и с гордостью положила на стол сверток.
Отец взял его в руки очень осторожно:
— Бог мой! А что ты в него положила? Он что-то больно тяжеловат, милая…
— Тссс… — прошептала Корделия, покосившись на констебля, охранявшего дверь.
— А… я понял… — Отец заговорщицки улыбнулся. — А что же я буду делать, когда перепилю решетку? Камера у меня на первом этаже, но через стену я не перепрыгну. Тебе нужно было приготовить еще один пирог, с лестницей внутри. Н-да, хотел бы я знать, что скажет Лавди, когда обнаружит, что ты похитила его инструменты.
— Я принесла почту, — сказала я.
Отец взглянул на конверты.
— Половина из них — счета, — моментально определил он. — Передай маме, что их надо оплатить. Это срочно. Они отменили постановку, и теперь денег мне не заплатят. Вот письмо из банка, и еще этот парень Поттер требует погасить задолженность. — Он бросил письма на стол. — Ничего, придется ему подождать; все равно они не могут предъявить мне иск, пока я нахожусь под следствием.
Я убрала письма в сумку. Пока папа и Корделия разыгрывали между собой сцены из «Ромео и Джульетты», я отправилась разыскивать сержанта Твитера.
По возвращении домой мы увидели все тех же журналистов у наших ворот. Шел дождь, они стояли под раскрытыми зонтиками.
— Никакого покоя нет, — выглядывая из-за двери, заметила наша соседка миссис Ньюбиггин, которую я недолюбливала, — ее так и распирало от любопытства. Завидев нас, она указала на меня пальцем: — Вот эта девушка. Нечего сказать, хорошее соседство. Что там у вас происходит? Кто-то мучает животное?
— Простите, — отозвалась я, — это наша собака лает, она еще не привыкла.
Я заслонилась рукой от камер и позвонила в дверь, за которой раздавались оголтелый визг и лай. Дерек тут же накинулся на меня, облизывая руки шершавым розовым языком.
— Что с ним? — спросила Корделия.
— Он рвет все, что попадется, а как услыхал, что вы идете, просто взбесился, — сообщила Мария-Альба.
— Он просто скучал… — Я погладила Дерека, пытавшегося запрыгнуть ко мне на руки. — Но как он нас учуял — это интересно, из него получилась бы отличная ищейка.