— Разумеется, мистер Халлек, — посол демонстративно откинулся на стуле, как бы показав, что у него ко мне больше вопросов не имеется.

Можно, конечно, поистерить на тему недавнего покушения на мою ценную шкурку, но это — контрпродуктивно и откровенно жалко, от такого «партнеры» только порадуются.

Виталина выдала мне папочку, и я передал ее мистеру Халлеку:

— Итак, мистер Халлек, я бы хотел вам предложить свои наработки по маркетинговой стратегии развития бренда «Барби». Основные моменты — полноценная песня-сингл, ряд рекламных роликов, и, на долгой дистанции — художественный фильм. Доходы от интеллектуальной собственности делятся по общепринятому принципу, при этом на доходы с продаж кукол мы не претендуем. Помимо стандартного процента от сингла и кинопроката, мы просим у вас разрешения производить ваших кукол на территории СССР. С полным запретом экспорта для нашей стороны, разумеется.

— Это — сингл? — спросил он, вынув из папки бобину.

— Он, — подтвердил я. — Можно нам магнитофон? — попросил о помощи нашего Внешторговца.

Проигрыватель поставили на стол, поставили пленку, и мы послушали легендарную песню «Barbie Girl» [] в исполнении Джису и Розэ, которым помогал корейский басист, у которого обнаружился очень правильный тембр голоса. Звук с поправкой на технологии изменился, но хуже от этого хитяра не стала — припев в голову залезает так, что не вытравишь.

— Эти голоса мне не знакомы, — заметил мистер Халлек.

— Потому что это новый проект, — ответил я. — Через неделю другая их песня попадет в ротацию по всей Европе и США, согласно контракту с немцами. У вас есть время подумать насчет нашего предложения, но, когда коллектив вслед за остальными моими проектами обретет мировую популярность, правами на производство кукол в и без того недоступной для вас стране мы не обойдемся — придется пересмотреть условия. Ах да, за использование слогана «Life in plastic — it’s fantastic» мы просим фиксированный платеж в пятьдесят тысяч долларов.

Который целиком уйдет Корее — дать Киму попробовать результат проекта на вкус, так сказать.

— Вы выкручиваете мне руки, мистер Ткачев! — с улыбкой пожаловался мистер Халлек.

— Именно так, — подтвердил я. — В мире хватает производителей игрушек, а мне ничего не стоит адаптировать стратегию под их продукт.

— Тогда почему вы связались с нами? — спросил он.

— Потому что моей приемной сестре «Барби» очень нравится, — ответил я полуправдой.

У Тани уже три куколки, и она намерена продолжать собирать коллекцию. Контрабанда, каюсь.

— Что ж, я передам ваше предложение мистеру и миссис Хэндлерам, — пообещал мистер Халлер.

Пожали руки, и мы с Виталиной поехали домой.

— Вот и переболел, — прислушавшись к организму, поделился я радостью.

— Больше не болей, — улыбнулась она. — Хитрый ты — опять прецедент создаешь.

— Мне рекламы наплодить почти ничего не стоит — двадцать минут работы твоих замечательных пальчиков не в счет, — развел я руками. — Сейчас эти согласятся — а они согласятся, потому что маркетологи у «Барби» сильные, и такой подгон обязательно оценят — и за ними потянутся другие. Капиталисты на маркетинг любят совершенно потешные деньги выделять, так почему бы не воспользоваться?

Прибыв в совхоз, первым делом показался на глаза маме и бабушке Эмме, после чего повел Виталину в ДК, в «киноуголок», снимать подводочку к документалке про Хрущева. Девушка отправилась за камеру, а я сел за украшенный двумя гвоздиками в вазе стол на фоне черной тряпки.

Мотор!

— Добрый вечер, товарищи. Идеальных правителей не существует, они ведь тоже люди, а людям свойственно ошибаться. После героической гибели Никиты Сергеевича сомнений не останется ни у кого — он был самым настоящим человеком с большой буквы, всем сердцем радевшим на наше общее Великое дело. Нескромно, но в какой-то степени я могу назвать его своим старшим другом — настолько, насколько это возможно при нашей разнице в жизненном опыте и заслугами перед обществом. Мы с ним говорили о многом, и я многому у него научился. Во время одного из разговоров я пообещал ему посмертный документальный фильм, охватывающий всю его биографию. Тогда я даже не предполагал, что за него придется взяться так скоро, — взгляд в стол, мокрые глаза. И ведь даже не притворяюсь — жалко Хрущева. — Этот фильм — дань памяти одного из самых важных политических деятелей XX века. Земля пухом, Никита Сергеевич.

Снято!

Отправив пленку в Москву, где ее приклеят к основному фильму, отправился на репетицию к близняшкам — отчитаться перед товарищем корейским капитаном о первой стадии переговоров с американцами и подкинуть девушкам для освоения еще песен — совсем скоро начнем запись пластинки-гиганта.

Отстрелявшись, повел Вилку в кабинет, где мы за двадцать минут разгребли накопившуюся почту. Даже как-то обидно, если честно — мое трехдневное отсутствие ни на что не повлияло, а я-то считал себя самым важным звеном совхозной цепочки. Ладно, это раздутая самооценка навевает, а на самом деле это хорошо — плох тот механизм, который ломается из-за одного вынутого винтика.

— Ладно, до завтра у нас свободное время, — подвел я итог наполовину прожитого дня. — Давай за машинку, будем Аджубею эксклюзив планетарного масштаба и ультимативной художественной ценности ковать.

Виталина хрустнула пальчиками, воткнула в машинку бумажно-копирочный «бутерброд» и отчиталась:

— Готова!

— Заголовок — «Имя Розы». Страница один: «16 августа 1968 года я приобрел книгу под названием «Записки отца Адсона из Мелька, переведенные на французский язык по изданию отца Ж. Мабийона»…»