— Прости, — шепотом прошу. — Это не обвинение. Ни в коем случае.

Ян делает глубокий вдох, мягко поглаживает кожу головы кончиками пальцев. Молчит, притягивает меня чуть ближе. Его запах везде: на теле, одежде и под кожей. Родной, любимый. Лучший.

— Ты меня по стенке размазала, Майя, — также негромко произносит, щекоча дыханием висок.

Он собран, но знаю, что в глубине души жутко растерян и не знает, что со мной делать. В клубе его сильно-сильно ждут.

— Без тебя было хреново, просыпаться не хотелось. Я был для тебя не таким. И не тем. Что изменилось?

Наверное, всё. Но теперь и меня размазывает. Накрывает, топит в чувствах.

Ян перемещает руку, поглаживает мою щёку. Я не сдерживаюсь и, слегка повернув голову, нежно целую его в ладонь.

— Прости, — снова прошу.

Собственные поступки кажутся нелепыми, глупыми. Его — не настолько критичными и вполне простительными. Годы счастливого брака тому подтверждение.

Я ведь в глубине души понимала, что он — мой. От кончиков пальцев до кончиков волос. Да, не сразу. Но мой. Все восемь лет.

Ян отстраняется, убирает руку. Как будто чувствует, что нас вот-вот прервут и застукают.

Я замерзаю, когда слышу цокот каблуков, а затем тонкий и мелодичный голос от которого в грудной клетке надрывно тянет и болит.

— Ян, — окликает девушка.

Она останавливается где-то рядом. Кожей чувствую прожигающий взгляд и сгущающееся напряжение.

— Я здесь. В клуб вернись, — произносит Каминский.

Наверное, блондинка видит насколько близко мы друг к другу. Ревнует, злится. Но вряд ли больше, чем я.

— А ты? — спрашивает растерянно.

Ян выдыхает, меня же — неистово трясёт.

— Я скоро подойду.

— Точно?

Наконец развернувшись, смотрю на девушку. Она нервно заламывает руки. Смотрит то на Каминского, то на меня. Теперь уже знает, что я его бывшая жена и нас связывают чувства, но вряд ли Ян делился с ней многим. Информация о том, что я сука-жена, которая сбежала с лучшим другом — ей, к счастью, недоступна, поэтому она видит во мне смертельную угрозу.

Расправив платье, вскидываю подбородок. Знаю, что красивая, но хочу казаться ещё лучше, ярче и увереннее. Для него.

Умом понимаю, что блондинка ни в чем не виновата, но я испытываю к ней такую сильную неприязнь, что, если бы взглядом можно было поджечь, она бы уже давно воспламенилась.

— Точно, — заверяет Ян. — Иди, пожалуйста.

В горле ком. Мне больно от того, что Каминский утешает её, а не меня. И тошно от того, что к ней — он точно вернётся. Уже пообещал.

Девушка разворачивается, слушается. Боже мой, она милая до зубовного скрежета и даже не закатывает истерики. Потому что… Любит? Доверяет? Ценит? В нашем браке мы всё это уже потеряли и растратили.

Я крепче сжимаю пачку с ментоловым сигаретами, чувствуя, что все они до единого помялись. Надеюсь, Надя не разозлится. Я привезу ей в понедельник целый блок и покрою растраты. Просто эти сигареты мне были необходимы чуточку больше.

— И давно вы вместе? — спрашиваю, опустив взгляд.

Ян, очевидно, в недоумении. Она или я? Он чувствует полное непонимание того, что делать дальше. Мне хочется подсказать, направить. Прижаться к нему и попросить не торопиться с решениями, потому что часто они могут быть совершенно неправильными. К тому же, на сегодняшний момент — выбор точно не на моей стороне.

— Несколько месяцев, — расплывчато произносит Ян.

— Много. Я думала меньше.

Вскоре к нам присоединяется Витя Вайсман. Каминский хочет попросить его уйти, но я отвечаю, что всё в порядке.

Разговор окончен, достаточно. Яну нужно время.

Важно вовремя отступиться и уйти. И если захочет, то он обязательно меня найдёт. Если нет, то я как-нибудь смирюсь и переживу, но пока слишком сильно хочу иметь надежду на то, что в будущем смогу его любить — так же сильно, всей душой и сердцем.

— Я вынужден уехать, — расстроено произносит Витя. — Снова вызвали на смену.

Он поворачивается ко мне, вполне приветливо улыбается.

— Каминская, ты тоже домой?

— Дашевская, — тут же поправляет Ян.

Я пячусь назад, силюсь поднять уголки губ. Всё же уколол.

— Да. То есть нет. Мне в другую сторону, Вить. Да и такси уже ждёт — хочу к сестре заскочить.

Взгляд Каминского впивается в моё лицо, опускается ниже. Я ни о чем не жалею. Тем более о том, что к нему подошла. И пусть это было непросто, но я бы себя не простила, если бы не сделала этого.