– А подкрепление из европейской части России?

– Поступает. В час по чайной ложке.

Он ловит мой удивлённый взгляд.

– Напомню, на большинстве своего протяжения Транссиб – однопутка. Эшелоны с вооружением, припасами и подкреплением просачиваются, словно в бутылочное горлышко. Да и на море японцы нас переиграли в самом начале войны.

Точно. Логистика играет здесь на стороне врага.

– Есть, правда, надежда на эскадру Рожественского.

– Цусима! – Я не замечаю, что говорю вслух.

– Что Цусима? – напрягается Николов.

– Эскадра будет идти долго. Здесь, на суше, за это время успеет черт знает что произойти. А в Цусимском проливе легко подготовить ловушку нашим кораблям. Может, стоить их предупредить?

– Это ведь только ваши предположения? Насчёт Цусимы?

С сожалением развожу руками. Ну нет у меня резидента в Токио со связями в Генеральном штабе.

– Я всего лишь штабс-ротмистр. К тому же с потерявшейся памятью.

– Но с острым умом, – парирует Николов. – Не хотите ко мне под крылышко? Мне нравится ваш аналитический склад ума. Да и охотник на демонов нам потребен. Интересную жизнь гарантирую.

Болгарин разливает водку по пиалушечкам.

– Вынужден отказаться, ваше высокоблагородие.

Бровь Николова удивлённо ползёт вверх.

– Я ещё не до конца оправился после падения с лошади. И те самые мои способности дают сбой. К тому же в бригаде могут счесть, что я таким образом решил отсидеться в тылу и праздную труса.

– Понимаю ваши мотивы, ротмистр. Жаль. Возможно, в ближайшем будущем вы всё же примете моё предложение. А пока… небольшой презент. В память о нашем знакомстве.

Николов кладёт передо мной на стол продолговатый бумажный свёрток. Разворачиваю. Короткий меч-вакидзаси. Специально для харакири. Это намёк?

– Ваш трофей по праву, – поясняет подполковник, – с убитого цитигумо.

Выдвигаю клинок из ножен. Линия закалки распадается на иероглифы. Несколько групп по несколько знаков. Что бы эта надпись значила? И лезвие серебром отливает. Э-э, не родственница ли это моей шашке?

Обед закончен, мы с Николовым прощаемся: ему в штаб армии, мне – на фронт.

Кузьма ждёт у коновязи. В сидоре что-то стеклянно стукается друг о друга и аппетитно булькает. Нет, ординарец – это сила: и себя не обидел, и о командире не забыл. Поел, выпил, смотался к госпиталю, где оставил наших коней, и с ними вернулся к харчевне.

Стою, гляжу на своего коня, как дурак распоследний. И что с ним делать? Где у него нейтралка, передняя, задняя скорость? Кузьма смотрит на меня с недоумением: мол, чего энто с их благородием?

Закрыл глаза, взялся за луку седла – и тело само вспомнило всю последовательность движений. На счёт три я уже в седле, ноги в стременах. Главное, отпустить разум, и тело вспомнит всё на автомате. Сработало.

Едем. Или скачем? Передвигаемся, короче. Я впереди на лихом коне, Кузьма чуть сзади и сбоку.

– А скажи, Кузьма, что приключилось у нас, пока я в госпитале на койке бока отлёживал?

Скоробут озадаченно чешет затылок.

– У нас, вашбродь, это где? Во взводе, в батальоне или в бригаде?

– Ну, начни со взвода. – И тут меня осеняет. – Постой. Нет ли у нас среди солдат какого-нибудь ведуна или шамана?

– Сам не знаю, а разузнать разузнаю…

Мы сворачиваем за поворот. Выстрел, другой, третий. Конь мой хрипит и заваливается на бок. Просто чудом успеваю соскочить, едва не застряв в стременах. Падаю под прикрытие упавшего коня. Путаясь в непривычной кобуре, рву из неё наган и кручу головой: как там мой ординарец? Скоробуту повезло чуть меньше, чем мне. Его лошадь тоже убита, а сам он лежит с придавленной её трупом ногой. Штанина на второй ноге покраснела от крови. Но хоть до винтовки смог дотянуться.

Три фигуры направляются к нам из зарослей, держа оружие наизготовку. Белые брюки с гамашами, синие кителя, у двоих винтовки и жёлтые околыши фуражек, у третьего – револьвер и околыш красный. Понятно, офицер с двумя солдатами. Ну наглость – японская засада в русских тылах.

Вскидываю руку с наганом, жму спуск. Мимо, мимо, есть! Один из солдатиков роняет винтовку и оседает, держась руками за грудь. Скоро бут стреляет, но японцы приближаются, то и дело шныряя в стороны. Меня тоже сложно поздравить с меткими выстрелами.

У Кузьмы сухо щёлкает боёк – осечка или кончились патроны? Уцелевший солдат-японец вскидывает свою «арисаку» и целится в моего ординарца. Жбах! «Мосинка» Скоробута, отправленная барабашкиной силой в полёт, с глухим чмоком встречается с раскосой физиономией подданного микадо. Удар силён. Японец падает на дорогу и замирает без движения. Лицо его словно кровавая маска.

Перестреливаемся с японским офицером. Увы, патроны не бесконечны. Японец выхватывает свой офицерский меч и быстрым шагом идёт ко мне. Скоробут пытается запустить в него свою многострадальную винтовку, но офицер лишь отмахивается, и винтовка улетает, словно городошная бита, куда-то в кусты. Второй ментальный удар приходится по моему ординарцу. Неведомая сила отбрасывает Скоробута вместе с лошадью с дороги, словно детскую игрушку.