Мы лежим в кустах в своих накидках и наблюдаем за сараем. Здесь оба Лукашины, и это плохо: Тимофей весь сосредоточен, ушёл в себя, а Фёдор скидывает с себя сапоги, гимнастёрку и шаровары – оборачиваться собирается и форму сберегает. Ежели обернётся, то справятся ли с ним мои придумки?

Вот и обернулся, поводит чутким звериным носом, сейчас учует. Даю знак своим бойцам. Запаливаем дымовухи и бросаем к сараю. Густой голубой дым валит во все стороны. Не поздно ли? Фёдор учуял наш запах и кидается в нашу сторону. Свистят раскручиваемые боло, три летят навстречу казаку-оборотню, ещё по одному – в характерника и в третьего, неизвестного мне пока станичника.

Тимофей почувствовал – ничем другим не могу объяснить, что он, поджав ноги, высоко подпрыгнул, пропуская крутящееся боло под собой. А вот Фёдора удалось спеленать – спасибо Кузьме, заплёл ему ноги своими барабашкиными приёмами.

Кручусь вокруг Тимофея в своей накидке с шашкой в руке, но он двумя шашками крутит восьмёрки, только клинки жужжат, как два шмеля в голубом дыму. Неожиданно приседаю и качусь казаку под ноги, подсекая его ударами ног. Чувствую, как один из клинков Тимофея едва не сбривает мне волосы на макушке, но поздно – казак валится на землю. И тут я наваливаюсь на него сверху, пытаясь прижать руки к телу. Кулак Тимофея прилетает мне в скулу – аж искры из глаз. Но я давлю ему на сонную артерию, и характерник обмякает.

Докладываю подполковнику с Шамхаловым, что задание выполнено. Ничего, что один глаз заплыл фиолетовым синячищем, а всё тело ломит, словно в одиночку вагон угля разгрузил. Остальным моим тоже досталось. Акиньшина казачки помяли основательно, левая рука у бойца висит, словно плеть. Скоробут не досчитался зуба, это его Фёдор успел приложить, когда мои молодцы пеленали оборотня.

Подполковник улыбается в усы, Шамхалов сияет, что новенький пятак. Вержбицкий… Этот словно уксуса выпил. Он ещё и в финансовом пролёте: поставил четвертной билет на мой проигрыш, теперь отдавать Шамхалову – пари есть пари.

– Что ж, Николай Михалыч, – говорит Али Кули Мирза, – задачу вы выполнили, придумки продемонстрировали интересные. Особенно маскировочные накидки и разноцветные дымы. Кстати, неплохой способ подачи команд в дневное время. – Подполковник поворачивается к Шамхалову. Тот благосклонно кивает. – Сложно ли их сделать и можно ли разнообразить цвета? – Это уже ко мне вопрос.

– Сделать их несложно, цвет может быть также чёрным, красным, зелёным и жёлтым. Но для прикрытия действий наших войск перед неприятелем лучше подходит чёрный или белый.

– А откуда такие познания в химии? Прежде за вами не замечалось, – встревает Вержбицкий.

– В гимназии увлекался различными химическими опытами по малолетним шалостям, а тут вспомнилось к случаю.

– Странно, что птицы не испугались шума и дыма в саду и вовсю чирикали… – замечает Шамхалов.

– Это не птицы, господин ротмистр, – отвечаю я, – это система тайной передачи приказов и распоряжений подчинённым. К примеру, крик сойки означает «внимание, готовность на счёт три», а крик пустельги – «немедленный отход».

– Любопытно, – принц Персии реально заинтересован, – это вы сами придумали?

– Никак нет, американские индейцы. – Мне лишнее внимание к своей персоне ни к чему.

Подполковник интересуется у станичников их мнением. Тимофей уже пошушукался со своими и выражает общее мнение, что пластуны такого не ожидали, а стало быть, японцы точно будут захвачены врасплох. Мало того, Тимофей заявил, что часть казаков даже готовы пойти ко мне на выучку, уж больно охота им эти новые приёмы перенять. А посему ходатайствует перед начальством прикомандировать с десяток казаков к моему разведвзводу, или, как здесь говорят, команде охотников.

Начальство убыло, пообещав переговорить с командиром бригады генерал-майором Степановым о просьбе казачков и введении в полку некоторых моих новшеств: дымов и птичьих перекличек для управления войсками, когда невозможно отправить посыльного или передать приказ флажково-семафорной азбукой.

А мы накрыли казачкам поляну – за отсутствие обид, боевое братство и товарищескую взаимовыручку. За третьей чаркой договариваюсь с братьями Лукашиными, чтобы, ежели их просьбу удовлетворят, они подтянули и остальных бойцов в пластунской подготовке. А меня ещё и в сабельной рубке да конной выездке.

Наутро Шамхалов передал мне вызов в штаб бригады к Степанову. Я прибыл, улыбнулся в ответ на кислую гримасу Вержбицкого и был с группой поддержки в лице ротмистра и подполковника запущен к комбригу генерал-майору Николаю Петровичу Степанову.

Маскировочные накидки генерал-майора не шибко заинтересовали, а вот разноцветные дымы… Приказано было продемонстрировать их прямо в начальственном кабинете, при открытом окне.

Ну, я и продемонстрировал…

Генерал кашлял от дыма и ржал в голос, когда в штаб стала ломиться бригадная пожарная команда, решившая, что случился пожар. Разведывательно-диверсионное подразделение из моего взвода и прикомандированных казаков мне разрешили создать в обмен на раскрытие бригадным сапёрам секрета разноцветных дымов. А я что? Мне не жалко.