– В наготе срама нет! – рявкает тролль-барон. – Это есть средство устрашения противника!

Зеленокожее высокородие бьёт своего скакуна пятками и скрывается в конце улицы, окутавшись клубами пыли. Драгун смотрит ему вслед и тяжело вздыхает.

– Скажи-ка, братец, кто это был сейчас?

Интересно же.

Драгун разворачивается ко мне, козыряет.

– Подполковник барон Карл Густав фон Маннергейм, вашбродь.

Смотрю на погоны драгуна. Да это ж из нашего полка.

– Ты ж из наших? Пятьдесят второй драгунский?

– Так точно, вашбродь. Рядовой Дорофеев, ординарец господина барона.

Так мы с троллем сослуживцы. Ну, стало быть, увидимся.

Едем дальше. Поворачиваюсь к Лукашину-младшему.

– Фёдор, давай за своим родичем. Как, кстати, его звать-величать?

– Будённый Семён, Михайлов сын. Он казак справный. Ещё в девятисотом, когда в Платовскую приезжал тогдашний министр Куропаткин, перед ним устроили показательную рубку лозы, так Семён и в рубке чучел, и в рубке лозы всех обошёл и к финишу пришёл первым. Его высокопревосходительство наградил Сеньку серебряным рублём.

Опаньки… Густо-то как. Мало мне на сегодня Маннергейма, будущего маршала независимой Финляндии, так ещё и будущий маршал Будённый…

– Короче, Федь, бери своего Семёна, потом найдёшь Кузьму у штаба полка. А я – в бригаду.

Настроение кислое: предчувствую встречу с Вержбицким. Бригадный адъютант не преминет какую-нибудь гадость учинить. Ну да ладно.

Вхожу в приёмную, докладываю: мол, штабс-ротмистр Гордеев по вызову прибыл в штаб бригады. Вержбицкий сухо кивает, заходит в кабинет к командиру бригады генерал-майору Степанову доложить о моём прибытии. И тут же приоткрывает дверь.

– Входите, штабс-ротмистр.

Захожу, докладываюсь. Командир встаёт мне навстречу, жмёт руку.

– Поздравляю, ротмистр, с орденом Святой Анны четвёртой степени.

Офигеть… Дослужился. Степанов пожимает мне руки, протягивает бумаги. А орден? Спрошу Вержбицкого.

Как можно любезнее и ссылаясь на проклятую амнезию, прошу поляка прояснить мне несколько моментов. Вержбицкий, попав в хорошо знакомую ему тему, разливается соловьём: мой орденский знак четвёртой степени предполагает помещение миниатюрного орденского знака на эфес моей офицерской шашки, а сам темляк шашки делать цветов орденской ленты – красный муар с узкими жёлтыми полосками по краям.

Что радует, награждение орденом гарантирует мне прибавку к пенсии в полсотни рубликов в месяц. Что огорчает, приобретение знака – за свой счёт, плюс необходимо уплатить на благотворительность в капитул ордена сто рублей. Это прямо серьёзный удар по кошельку.

– Господин ротмистр, – ехидно ухмыляется Вержбицкий, – в нашей бригаде принято проставляться за награду.

– Где и как удобнее это сделать? – интересуюсь я в ответ.

– В офицерском собрании. Сегодня как раз будет сбор господ офицеров.

– Тогда до вечера.

Коротким кивком прощаюсь с Вержбицким, он отвечает мне тем же.

А вечером в офицерском собрании меня ждёт смертельный сюрприз.

Самый больной вопрос в моём положении – это деньги. Сказать, что у меня пустые карманы, – всё равно, что ничего не сказать. Практически все нововведения в моей почти роте делались на мои же финансы.

Как жаль, что мой папа не банкир!

Кстати, я так толком и не удосужился выяснить о своей семье. Ещё и поток писем из дома как отрезало. Даже странно: судя по архиву, раньше мне приходило по письму в неделю, а тут – всё, ручей иссяк. Наверное, сам виноват, надо было хоть что-то написать в ответ. Черканул бы пару строчек: дескать, так, мол, и так… С меня не убудет.

Итак, деньги… Кто бы дал взаймы до будущей зимы? Забывать не нужно. Сдохну, но верну до копеечки. Кто в полку сидит на бабках?

Верно, полковой казначей. Сейчас его обязанности выполняет пожилой одутловатый капитан Истомин.

На последние покупаю бутылку хорошего коньяка и заруливаю к капитану. Тот на удивление быстро входит в моё положение, да и коньяк помогает срезать возможные острые углы.

Истомин отсчитывает мне пухлую пачку купюр.

– Вот, копил, чтобы домой отправить. У меня дочка растёт, замуж скоро, нужно хорошее приданое. Кстати, вы, Николай Михалыч, если не ошибаюсь, в холостяках изволите пребывать?

Я вздрагиваю. Про дочку Истомина мне уже довелось слышать. Если верить господам офицерам, там такой ужас-ужас, что всех денег на свете не хватит, чтобы взять её в жёны. Несчастный отец кому только её ни пытался сосватать в нашем полку, но желающих связать себя с ней узами брака так и не нашлось.

– Временно, – натянуто улыбаюсь я. – Меня ждёт невеста. Мы договорились сыграть свадьбу сразу после победы над японцем.

– Жаль, очень жаль! – вздыхает Истомин.

Сговариваемся, что деньги ему буду возвращать по частям. Разумеется, без процентов. Пишу расписку и отбываю восвояси.