Такой вывод можно сделать, даже оставаясь на традиционных материалистических позициях. В самом деле, если мы исходим из того, что явления в сознании возникают в конечном счете как результат (эпифеномен) физических взаимодействий в нейронной системе, то естественно предположить, что и другие физические взаимодействия сопровождаются подобными явлениями, поскольку у нас нет оснований причислять взаимодействия нейронов к какому-то особому типу, отличающемуся от известных науке фундаментальных взаимодействий. Соответственно, характер ментальных явлений должен зависеть лишь от сложности этих взаимодействий.

Таким образом, мы последовательно пришли к идее панпсихизма. Обычно подобные воззрения встречают неприятие: они считаются архаичными, тянущими нас назад к примитивным анимистическим представлениям, противоречащими данным науки и обыденному опыту. Последнее, пожалуй, ключевое. Мы твердо верим в неодушевленность окружающих нас предметов. Но на чем основана эта вера?

Науке известно, как сложно провести границу между живым и неживым, сознательным и несознательным. Насколько сознателен, к примеру, маленький ребенок? А новорожденный? Что можно сказать о сознании животных? Вероятно, мы согласимся признать наличие сознания — хотя бы его близкого подобия — у высших животных. (Вспоминается история, рассказанная Львом Толстым о восхитившей его своим умом собаке, которая отстала от своего хозяина и шла по его следу: на развилке дороги она обнюхала одну из ответвляющихся дорожек и, не обнаружив нужного запаха, сразу — уже не принюхиваясь — побежала по другой.) А как быть с насекомыми — они ведь тоже демонстрируют известную сложность поведения? Более того, даже растения способны сложно реагировать на внешние воздействия (например, информируя друг друга об усилении угрозы со стороны питающихся ими животных и соответственно увеличивая выработку токсинов) [36] . Мы регулярно сталкиваемся с примерами развитой и специфически направленной адаптации микроорганизмов и вирусов (в частности, к медицинским препаратам); известно также о необычных способностях некоторых простейших (речь идет о слизевиках, показывающих в экспериментах удивительные результаты по поиску кратчайших расстояний, прохождению лабиринтов и, главное, реагированию на определенные внешние воздействия по типу условного рефлекса, то есть на основе запоминания, — и это при отсутствии какого-либо подобия нервной системы!). Даже та материя, которую мы считаем явно не живой и не одушевленной, способна к сложным реакциям отражения (особенности роста кристаллов, эффект памяти формы у некоторых металлических сплавов). При этом материи как таковой свойственно самодвижение, — принцип, лежащий в основе сознательных процессов, — что ярко проявляется не только в живой природе и деятельности сознания, но и в случайных процессах в неживой материи, в частности в квантовых явлениях.

Безусловно, поведение неживых объектов (за исключением случайных процессов) достаточно однообразно и предсказуемо. Но то же самое можно сказать о поведении человеческих масс. Толпа, состоящая из индивидуальностей, ведет себя статистически закономерно. Возможно, примерно так обстоит дело и в неживой материи [37] . По крайней мере, хаос квантового мира на макроуровне оказывается упорядоченным и подчиняющимся строгим математическим законам. Кроме того, тот факт, что неживые материальные объекты в силу своей жесткой структуры сильно ограничены в своих внешних физических проявлениях, неизбежно должен накладывать свой отпечаток на их «внутреннюю жизнь», также ограничивая степень их сознательности. Но мы не можем быть уверены, что они ее полностью лишены, что у них отсутствует некое подобие сознания как выражение их внутренних свойств.

Любопытно, что маленькие дети иногда склонны одушевлять окружающий мир, например, искренне обижаясь на стул, о который они споткнулись, и пытаясь причинить ему ответный ущерб. Лишь со временем у нас вырабатывается привычка строго разделять объекты на одушевленные и неодушевленные. (Впрочем, не всегда — достаточно вспомнить легендарный исторический анекдот о царе Ксерксе, повелевшем высечь море.) Однако это именно привычка, она не базируется на каком-то подлинном знании. В сущности, у нас нет никакой возможности достоверно выяснить, одушевлен какой-либо объект или нет. Отсюда нескончаемые споры о том, может ли машина с искусственным интеллектом обладать сознанием. Даже если такая машина будет проявлять вполне сознательные реакции и благополучно проходить тест Тьюринга или любую другую проверку на наличие сознания, мы не сможем наверняка убедиться в том, что ее вербальные отчеты о своих сознательных переживаниях соответствуют действительности. Собственно, мы точно так же не можем убедиться в наличии сознательных переживаний у других людей, но в данном случае в пользу этого свидетельствует их сходство с нами по физическому строению, из чего мы заключаем, что они во всем подобны нам; в случае же с машиной этот аргумент не работает. С другой стороны, чтобы отрицать наличие сознательных переживаний у машины, демонстрирующей все внешние признаки сознания, у нас тоже нет достаточных оснований.

Для подтверждения этого тезиса рассмотрим популярный «аргумент зомби» (в той версии, в которой он приводится уже упоминавшимся Чалмерсом). Суть его в том, что возможно представить мир, в физическом плане совершенно идентичный нашему, но отличающийся от него тем, что у людей отсутствуют квалиа, внутренние проявления сознания. Такой мир внешне неотличим от нашего, так как все физические процессы и события в нем протекают точно так же. Обычно данный аргумент приводят как доказательство ошибочности физикализма (Чалмерс его использует, чтобы доказать неполную обусловленность ментального физическим — «естественную», а не логическую, супервентность ментального).

Разбирая данный аргумент, в первую очередь возникает вопрос, что мы имеем в виду, говоря о возможности мира зомби. Вообще, говорить с полным правом о возможности других миров мы могли бы только в том случае, если бы знали о реальном существовании хотя бы одного мира, отличного от нашего. Между тем аналитическая философия не стесняется брать на себя роль современной софистики, вольно оперируя «логически» возможными — то есть воображаемыми — мирами и превращая их в физически возможные. Но предположим даже, что другие миры действительно возможны, — тогда возникает следующий вопрос: почему мы считаем, что в одном из них возможно существование зомби? Допуская такую возможность, мы искусственно разрываем природную взаимосвязь физического и ментального, существующую в нашем мире (а ведь именно на основе законов нашего мира строится воображаемый мир зомби), и фактически изначально постулируем то, что собирались доказать: возможность физических процессов в мозге, связанных с работой сознания, которые не сопровождаются ментальными явлениями, — то есть определенную независимость ментального от физического.

Связь ментального и физического, существующая для нас как данность, в любом случае не должна быть проигнорирована. С одной стороны, в силу ее недостаточной «жесткости», мы не можем однозначно заключать о наличии ментального на основании лишь физических проявлений сознания; а с другой стороны, в силу самого факта существования этой связи, мы не можем отрицать возможность ментальных проявлений, если присутствуют все необходимые физические условия (как в случае «философского зомби»). Последнее верно и для физической системы, отличающейся от нас по своему строению (в частности, для машины), если она достаточно адекватно моделирует эти физические условия.

Следующий шаг — распространить данный вывод (разумеется, в более слабой формулировке) на физические системы вообще. Действительно, что считать необходимыми физическими условиями для проявления ментального? Верно ли полагать, что они возникают только при определенной агрегации материи? Выше уже говорилось, что между разными уровнями проявления внутренних свойств материи не должно существовать принципиальных качественных различий. Собственно, это же мы наблюдаем в ее физических проявлениях: иерархия уровней возникает в результате постепенного накопления изменений, выражающихся количественными параметрами. Но какие количественные различия могут быть в сфере ментального? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно более подробно разобраться в том, что, собственно, является сутью сознания.