— Откуда уверенность такая? Может самолеты мимо пролетят по делам своим, или может вообще- это наши самолеты?

— Дурака выключи, боец, ноги в руки, и побежали! Потом все расскажу, если в живых останемся! — с этими словами Георгич схватил сержанта за рукав ватника и с силой потянул в сторону леса. — Давай, бегом!

Гул самолетов все нарастал, и вот из-за низких облаков, едва не цепляясь за верхушки стройных елей своими неубирающимися шасси, вынырнула четверка «Лаптежников» — Юнкерсов Ju-87. Покружив над полем недавнего боя, стая пикировщиков, видимо, получив приказ от командира по радиосвязи, резко набирая высоту, устремилась вверх. Пикировщик Ju-87 имел некоторое сходство с хищной птицей, а в его контурах просматривалось что-то звериное — воздухозаборник позади и ниже винта напоминал широко разинутую пасть, а неубирающееся стойки шасси с объемными обтекателями напоминали выпущенные когти. Все эти особенности крылатой машины для убийства производили сильный психологический эффект на тех, на кого пикирующий бомбардировщик с диким воем сирен и неумолимой точностью сбрасывал свои гостинцы. Покружив в вышине и похоже убедившись, что на земле нет средств ПВО и вообще чего либо, что может дать серьезный отпор крылатым стервятникам, самолеты, подчиняясь командам опытного командира, завалившись при выходе из смертоносной карусели на правое крыло, резко спикировали к земле, оглашая окрестности раздирающим душу воем механических сирен, от которого стыла кровь в жилах и парализовывало всю волю к сопротивлению. Вопреки расхожему мнению о том, что сирены, издающие этот душераздирающий вой, были изначально придуманы как психологическое оружие с целью навести еще большую панику на врага, и, дескать, их придумал чуть ли не сам Гитлер — все это не особо соответствовало истине. Да, когда на тебя пикирует такая штука и ты знаешь, что на самой высокой ноте этого дьявольского воя от самолета отвалится чугунный подарочек, набитый взрывчаткой, и возможно он летит прямо тебе в темечко — и у самого храброго человека, как минимум, на лбу выступит холодная испарина. Все было гораздо проще. Немцы, изготавливая самолет, думали в первую очередь об экипаже. Когда в начале войны наши зенитчики и асы-пилоты повыбивали много опытных пилотов Люфтваффе, и гитлеровцам пришлось восполнять экипажи вчерашними курсантами, эта сирена была в каком то роде предохранителем и нивелировала недостаток знания пилотирования. В момент пикирования, чем ближе самолет приближался к земле, тем была выше тональность воя, и неопытный пилот мог успеть отвернуть от неминуемой встречи с землей. Так же при достижении определенной высоты на приборной панели загоралась лампочка, летчик активировал сброс бомб, и специальное устройство выводило самолет из пике. Все эти факты, прочитанные когда то в Интернете, промелькнули в голове у Георгича, пока он большими прыжками преодолевал снежные навалы, умудряясь тащить за рукав матерящегося сержанта.

— Давай, не отставай!

— Да бегу я!

— Быстро, вон за то дерево нам надо! — запыхавшийся Георгич кивнул в сторону огромной ели, неизвестно когда вырванной с корнем ураганом и сейчас лежащей полусгнившей и засыпанной снегом кроной в сторону спешащих к ней людей. Огромный выворотень с корнями и остатками грунта представлял собой неплохое убежище от пуль и осколков, правда сводя на нет все преимущество в случае прямого попадания авиабомбы. Самолеты в вышине стремительно приближались к земле, мерзко завывая своими механическими голосами, и в какой то миг, подчиняясь сигналам альтиметра о достижении критической высоты, поочередно, задрав носы, устремились назад в небо, облегчившись несколькими пятидесятикилограмовыми бомбами.

Мгновение, и на лесной дороге, на которой все еще лениво курились дымки догорающей вражеской бронетехники и валялись трупы убитых гитлеровцев — разверзся филиал ада на земле. Мощная взрывная волна от пары первыми одновременно достигших земли бомб с силой толкнула Георгича и сержанта в спины, придав ускорение на манер пинка великана. Благодаря тому, что бомбы упали в глубокий слежавшийся снег, большинство осколков увязло в нем, однако одна из последующих бомб попала прямиком в кузов обгоревшего транспортера. Раздавшийся следом оглушительный взрыв, многократно усиленный детонацией невзорвавшегося боекомплекта в мгновение ока разметал остатки броневика, превратив его фрагменты в дополнительные убойные элементы дьявольской шрапнели, которые с визгом и воем разлетелись по округе, выкашивая деревья и ветки и наконец, потеряв свою сокрушительную убойную силу, с шипением и паром погружались в почерневший от копоти снег. Упавшие следом оставшиеся бомбы не вызвали таких умопомрачительных эффектов, кроме как взметнувшихся к вершинам фонтанов снега и грязи, лишь последняя, чиркнув боком по щитку танка, высекла наподобие спички о коробок сноп искр и тут же рванула, завалив подбитую бронемашину набок. Все открытое пространство заволокло едким дымом от сгоревшей взрывчатки, к запаху которой добавились нотки раскаленного металла, горелого человеческого мяса и, неожиданно — свежей хвойной смолы от перемолотых злобой сумрачного военного гения в щепки близлежащих елок. Четверка самолетов, из-за дыма внизу потерявшая из виду цели, еще несколько раз спикировала на уже бывшую лесную дорогу, деловито поливая все под собой длинными очередями бортовых пулеметов, да пару раз бабахнули съэкономленные при первой бомбежке авиабомбы. Сделав над лесом круг на прощание и не дождавшись ни одного ответного выстрела с земли, вражеские пилоты, видимо посчитав миссию выполненной — легли на обратный курс, устремившись в серые облака. Через пару минут, когда звук самолетных двигателей исчез где то вдали, на лес снова опустилась нарушенная бомбардировкой тишина, лишь изредка, где то в догорающем танке щелкал раскалившийся пистолетный патрон да большая ветка, срезанная крупным осколком и висевшая на тонкой полоске коры, вдруг вспомнила про гравитацию и с шумом и треском рухнула на землю.

— Ты там как, живой? — из нерукотворного укрытия приподнялся Георгич, кашляя и яростно отплевываясь.

— Не дождутся фрицы проклятые! — из под корней упавшей ели пошатываясь, медленно выполз на свет Божий полу оглохший от близких взрывов сержант.

— Шутишь? Это хорошо!

— А? Чего говоришь, не слышу! Говори громче!

— Говорю, в роду у тебя евреев не было? — повысил голос Георгич.

— А причем тут мои родственники? — сержант, отряхивая с одежды землю. Попытался выпрямиться во весь рос, но его лицо приняло болезненное выражение, и он смачно нецензурно выругался.

— Что с тобой, зацепило? Дай-ка погляжу!

— Да не, вроде цел… Контузило слегка..

— Ну вот, а ты сомневался в моих словах, что ноги уносить надо! — Георгич оглядел бывшее поле боя и присвистнул. — А не хреново они тут все перепахали! Ни своих, ни чужих не пожалели!

— Ты что то знаешь?

— Мы же тебе рассказывали, что, все позабыл уже? А, тебя же контузило… — Внимательно взглянув на сержанта и оценив его потрепанный вид, с досадой махнул рукой Георгич. — По нашим архивным данным, в марте сорок второго вы остановили отряд фашистов, которые шли на выручку к своим. То ли кто то выжил, то ли еще как карты сложились, но кто-то сообщил немцам о происшествии, и они оперативно прислали звено Люфтваффе, которое, не разбираясь, покрошило все в труху. Насколько правдивая информация в архиве, утверждать не берусь, но там ясно указано — с нашей, советской стороныв живых никого не осталось, одни двухсотые.

— Какие-какие?

— Двухсотые, в смысле погибшие. Этот термин тебе точно не знаком — извини, все время забываю, из какого ты времени. У нас в восьмидесятых годах прошлого века, прости — твоего века, была война в Афганистане, советские солдаты выполняли так называемый «Интернациональный долг» — помощь братскому народу Афганистана. И как на всякой войне- а по другому это не назовешь, были погибшие и раненые. Погибших вывозили на самолетах, запаянных в цинковых гробах. Гроб с телом примерно весил около двухсот килограмм, отсюда и название — «груз 200». Трехсотыми называют раненых, по смыслу- раненый и два сопровождающих его весят примерно триста кило. С тех пор названия прижились, и на войнах, и в книгах и фильмах потери всегда обозначали такими цифровыми аббревиатурами. Так что, сержант, у тебя сегодня в каком-то роде второй день рождения! Поздравляю!

— Спасибо за здоровый сарказм. Ты гляжу- умный, начитанный, городской, похоже… Давай-ка так сделаем — я временно передаю тебе командование, благо все равно подчиненных поблизости не наблюдается, а я контуженный. А от тебя хоть какая то польза имеется. Да хотя бы от знаний твоих! — добавил твердой решимости в голос сержант, видя колебания Георгича.

— Хм… Весьма неожиданно!

— Не хмыкай, я не шучу. Только пользы дела для! А со своими воссоединимся, тогда и назад обернемся! Договорились? Хорошо! — оценил он нерешительный кивок собеседника. — Так что делать то будем, товарищ новоиспеченный командир? И это… у тебя выпить есть?

— А ко времени ли пьянствовать?

— Так ты же сам сказал — День рождения. Надо отметить!

— Ну, некая логика в твоих словах присутствует, хоть и говоришь, что контузило. Короче! Слушай мою команду, сержант! Перво-наперво: осмотреть позиции с целью выявления и сбора трофеев. Если что то непонятное обнаружится, или странное… Короче- то, что не сможешь идентифицировать, ну, блин, опознать — сразу меня зови! Второе: осмотреть и оценить разрушения жилищного фонда! Ну землянка твоя, где ты был расквартирован: посмотреть — не пострадала ли она при бомбежке и пригодна ли для дальнейшего использования по назначению! — поспешил растолковать свой приказ Георгич, видя непонимание в глазах сержанта.